Просто подтасовка фактов? Или принял меры –
впрыснул девочке какую-то временно действующую гадость? Зачем? Чтобы ввести в
заблуждение других врачей? Чтобы они подтвердили целесообразность действий
доктора, ценность его заботы об Олесе? Не в этом ли все дело, не в ценности ли
его усилий, в смысле – их стоимости? Что за счет такой хитрый, о котором
упомянул доктор в своем дневнике? Не ради этого ли счета все и…
Она резко вздрогнула: показалось, рядом звучно
взвели курок пистолета. Но нет – это всего лишь отворилась дверь, и на пороге
выросла знакомая фигура.
Доктор скользнул ладонью по стене – вспыхнул
свет. Лёля зажмурилась, а когда открыла глаза, доктор стоял уже совсем рядом, с
холодноватым любопытством разглядывая лежащий на ее коленях ноутбук. Лёля
наклонилась, пытаясь прикрыть компьютер, но было уже поздно.
– Ну вот, – сказал миролюбиво. – А я
его искал. Вот он где!
Лёля метнулась было пальцами по клавиатуре,
пытаясь закрыть файл, но доктор проворно перехватил ее руки и легким движением
колена сбил ноутбук на пол. А потом наклонился. Поднял его – и снова швырнул с
размаху. Крышка отвалилась. Экран погас.
Лёля вскрикнула, но глаза доктора, обращенные
к ней, были совершенно спокойны.
«Да он сумасшедший! – мелькнула
мысль. – Он не просто шарлатан, обманщик и вымогатель – он псих!»
И, с внезапным проворством взлетев с кресла,
она неожиданно для самой себя метнулась за его спину, в оставшуюся открытой
дверь. И тут же рухнула ничком от страшного удара между лопаток. Даже дыхание
зашлось от боли. И все-таки билась, рвалась что было сил, выворачивалась из-под
руки, зажимающей ей рот, кричала, срывая голос, в тщетной надежде, что хоть
кто-то услышит, услышит ее:
– Олеся не больна! У нее нет никакой лейкемии!
Это все неправда!
Доктор навалился ей на спину, прижал голову
так, что Лёля поняла: еще один рывок – и ее шейные позвонки хрустнут. Может
быть, он даже хочет этого, этот сумасшедший?!
И тут же его дыхание защекотало волосы около
уха.
– Конечно, у нее нет лейкемии, – шепнул
доктор. – Ну и что?
Рука, словно лаская, скользнула по шее,
длинные пальцы нажали с двух сторон пониже ушей. Лёля почувствовала, как больно
пульсирует кровь в пережатых артериях… Перед глазами завертелось огненное
колесо, которое вдруг погасло вместе с ее сознанием.
Дмитрий. Июль, 1999
Первый порыв был – броситься к ней, схватить,
убедиться, что жива… Но Дмитрий заставил себя отпрянуть, вжаться в стену:
напряженный слух уловил торопливые шаги вдалеке. Очевидно, возвращался хозяин
комнаты. Точно, он. Дмитрий отшатнулся, замер за дверью.
Вошел тот же, седоватый, – и замер на
пороге, как бы принюхиваясь. Дмитрий мог бы поклясться, что он почуял
присутствие постороннего, – да только не было времени для клятв. Сгреб
незнакомца левой рукой за горло, уткнул в спину стволы «тулки»:
– Тихо. Тихо! Не дергайся!
Тот дисциплинированно замер.
– Что здесь происходит? – проговорил
Дмитрий, сторожа стволами каждое движение седого.
– По-моему, происходит элементарный бандитский
наезд. Поэтому спешу расколоться: личного сейфа с миллионами у меня нет. Потому
как профессия моя неприбыльная: я – тутошний лепило.
Голос его был абсолютно спокоен и даже
насмешлив. Это озадачивало.
– Кто-кто? Лепило?
– Именно так, – отозвался пленник с
прежней дурашливой интонацией.
– Лепило? Доктор, что ли? Срок мотал, должно
быть, что ли? По какой статье? – невольно озадачился Дмитрий.
– Бог миловал, – передернулся доктор с
пылкой брезгливостью. Что напрочь озадачивало, так это его полнейшее
спокойствие. Можно было подумать, на него каждый день набрасывались среди ночи
незнакомцы и втыкали в спину ружейные стволы. Или он был до такой степени
философом, что постоянно ждал от жизни подобных каверз? – Я просто подумал:
может быть, вы пришли за Македонским, значит, человек его круга. Если так,
лучше сразу договоримся о терминах: я – не он. Я всего лишь врач его дочери.
– Это она, что ли? – криво усмехнулся
Дмитрий, подталкивая доктора к столу, на котором лежала Лёля, и жадно впиваясь
взглядом в ее лицо: она дышала, ресницы чуть вздрагивали. Жива!
Впрочем, он и так знал, что она жива. Сердце
знало!
Вроде бы навидался сегодня, испытал
достаточно, чтобы ничему больше не удивляться, однако даже вздрогнул, когда
доктор спокойно ответил:
– Совершенно верно.
Ей-богу, ну до того он безмятежно произнес эти
лживые слова, что Дмитрий на миг даже заколебался: а что, если и в самом деле у
Лёли обнаружился какой-то папаша-миллионер, а Нечаев всего лишь второй муж
Марины Алексеевны? Впрочем, дурь тотчас сошла. Он хищно ухмыльнулся, покрепче
пережимая горло доктору:
– Рассказывай! Люблю твои рассказы! Что ж ты,
лепило, творишь с моей женой?
Вот когда его проняло! Все тело на миг
обмякло, Дмитрию даже показалось было, что доктор сейчас в бесчувствие впадет
от изумления, – но нет, удержался все же на ногах, зато голос был совсем
дохлым:
– Жена? Ваша жена?
– А что, – не удержался от издевки
Дмитрий (черт его знает, что в нем было, в этом докторе, что так и хотелось
втыкать ему раскаленные иголки под ногти, хотя бы в моральном смысле!), –
у тебя на нее какие-то виды?
– Да нет, – передернул плечами доктор, и
голос его обрел прежнее спокойствие, – в семейной жизни всякое случается.
У вас, наверное, были какие-то серьезные проблемы, если вы не знаете, что ваша
жена была очень серьезно больна и обратилась ко мне за помощью?
И опять на Дмитрия нашло секундное помрачение.
Ну до чего честно врал этот тип!..
– Больна?.. – протянул как бы
задумчиво. – А у тебя здесь, очевидно, частный загородный санаторий? И чем
же моя жена больна, хотелось бы узнать?
– Может быть, вы меня все-таки
отпустите? – спросил доктор. – Дело-то нешуточное, я вам скажу, а вы
меня от расстройства р-раз! – и придавите невзначай одной левой. А
разговор требуется серьезный, глаза в глаза.
– Это в том смысле, что страшную новость
следует встретить лицом к лицу, как и подобает мужчине? – уточнил Дмитрий
и, сильным толчком отшвырнув от себя доктора, взбросил ружье, целясь ему в
грудь. – Ну, покажи пример самообладания.
И тот снова оказался на высоте.
