Дмитрий. Февраль, 1999
Дрогнула под ногами земля. Кто-то дико
закричал рядом. Дмитрий обернулся. Кричала жена Игоря Ивановича, глядя, как
гараж, ставший могилой ее мужа, медленно схлопывается, будто карточный домик.
Бог ты мой! Да ведь там только что были
ребята! Минутой раньше – и…
– Землетрясение! – завопил кто-то.
Люди, оказавшиеся у гаражей, в панике
бросились врассыпную. Но земля больше не дрожала, и мутно-красное облако
медленно оседало, обнажая уродливые очертания разрушенной «свечи».
– Газ! – выдохнул стоявший рядом с
Дмитрием Юра Разумихин и крикнул: – Ребята, ЧС! Доктор, останешься, Андрей с
ним, остальные в машину! Дайте связь с базой, с аварийной горгаза!
Дмитрий сорвался с места. Большой красно-белый
автобус МЧС уже взревывал мотором, разворачиваясь.
– Газ, конечно, газ! – с ненавистью
бормотал Юра, плюхаясь на сиденье рядом с Дмитрием. – Понаделали
евроремонтов, руки бы поотрубал этим мастерам!
Да уж… Мало того, что хозяева норовят
немыслимым образом изогнуть и спрятать трубы газа и замаскировать
вентиляцию, – в квартире появляется газосварочный аппарат с баллонами. А
кто с ним работает, какой мастер, – неведомо, как неведомо и то, с похмелья
старается человек или на трезвую голову. Эти евроремонты, по мнению Разумихина,
с которым от всей души соглашался Дмитрий, были минами замедленного действия, а
заложниками неумехи-минера становились все соседи. И хуже всего то, что в наше
время газовикам не пройти с профилактическим осмотром по квартирам. Мой дом –
моя крепость! Но вот одна из таких крепостей уже сдалась незримому врагу…
Автобус спасателей ткнулся в обочину.
Приехали. Слава богу хотя бы за то, что дежурная бригада аварийно-спасательного
отряда оказалась рядом! Выскакивая, Дмитрий услышал вдали призрачный стон,
который с каждым мгновением становился все громче и громче, перерастая в
заливистый вой.
– Пожарные, – кивнул Разумихин. –
Молодцы, тоже быстро сработали.
– Молодец у нас один, а они умницы, –
бросил Серега, который очень ревниво относился к злоупотреблению своей
фамилией. – Да их часть здесь буквально в двух шагах стоит! К тому же не
вижу, чтобы что-нибудь горело…
И на какое-то время все замолкли, ошеломленно
разглядывая остатки того, что еще совсем недавно Разумихин назвал «единственным
приличным зданием».
Ударная волна смела большинство квартир по
вертикали, и они осыпались вниз. Перекрытия этажей сложились бесформенной
кучей. Кое-где торчали остатки стен, кое-где виднелось содержимое комнат, не до
конца разрушенных взрывом, но в основном от дома осталась лишь бесформенная
груда битого камня.
Дмитрия больно резанула неуместная мысль: как
жалко, убого, бедно выглядят сейчас вещи, которые несколько минут назад
украшали быт своих хозяев, а для кого-то вообще были смыслом жизни. Надвое
разрезанный осколком бетонной плиты громадный, роскошный черный холодильник;
двуспальная кровать, вставшая дыбом; с виду целехонький небольшой моноблок;
платье, почему-то очень длинное, может быть вечернее, вольно раскинувшееся на
остове стены, словно его нарочно повесили туда для просушки… Неизвестно, каким
оно было раньше: въевшаяся кирпичная пыль придала ему жутко-красный оттенок. У
ног Дмитрия шелестела страницами чистая, нетронутая книжка: какие-то занавесочки,
салфеточки, кружавчики, схемы из точечек и палочек – пособие по вязанию, что
ли? И – резким, болезненным толчком в сердце – из-под обломков стены торчит
что-то похожее на крюк. Запорошенное кирпичной пылью, изломанное, особенно
страшное в своей неестественной неподвижности и непринадлежности к миру живых…
– Рука, там рука! – воскликнул Серега
Молодец.
И Разумихин кивнул:
– Вижу. Давай вперед. Ребята, работаем по
живым!
Молодец и еще двое с лопатами и гидравлическими
резаками двинулись к завалу. Дмитрий подавил желание присоединиться: остался
рядом с Разумихиным, внимательно оглядывая развалины.
То, что возвышалось над грудой обломков,
трудно было назвать даже частью дома. Сразу было видно, что сохранить не
удастся ничего – придется разрушать до конца. Дом погиб… но некоторые
перекрытия каким-то чудом остались висеть. Балки, арматура, клубки проводов
торчали на разной высоте.
Затрещал зуммер радиотелефона Разумихина.
– Аварийщики сообщают: электричество, газ,
вода отключены, можно работать, – сказал он Дмитрию, продолжая
слушать. – Что? Гаражи мешают? А начальник ЧС еще не прибыл?.. Ладно, как
только он у вас там появится, скажите наше мнение: порезать все эти железяки к
той самой матери… Чем-чем?! Бензорезами мы это очень быстро устроим… Жаловаться
будут? Да если мы хоть одного из хозяев этих железок живым вытащим, ему вряд ли
будет до гаража!.. Ну хорошо, а пожарные могут сюда протянуть шланги с улицы? У
нас пока не горит, но мало ли! И «Скорую» давайте, ребята уже начали
откапывать… Конечно, вручную, в какую же еще? Ну, до связи!
Разумихин выключил рацию. Его светлые
небольшие усы жестко встопорщились. Когда Разумихин злился, он напоминал
свирепого камышового кота, только глаза у этого кота были голубые.
– Ты представляешь? – сказал
возмущенно. – Гаражи мешают просунуться пожарным и крану. Бульдозеру тоже
не пройти. Мы втиснулись – и все. Ну, достали меня сегодня эти гаражи!
– Да я понял, – кивнул Дмитрий, скользя
напряженным взглядом по остаткам дома. – Конечно, ты прав, надо резать…
И осекся, сдвигая с лица щиток. Показалось или
в самом деле вон там, на уровне пятого этажа, мелькнуло сквозь завесу пыли
что-то похожее на человеческую фигуру? Или это крестообразная балка, застрявшая
в проеме двери? Да, часть стены удержалась, но с обеих сторон от нее –
пропасти, – как там мог зацепиться человек?!
– Точно! – указал вверх Разумихин. –
Ну, бывают же чудеса! Дима, погоди. Надо расчистить подступы. А то ухнет все –
не опомнишься.
