Как-то так получалось, что он в основном
молчал, а обрамляла словесными узорами их встречи, поцелуи и объятия она, Лёля.
Конечно, настоящий мужчина и должен быть немногословен, но не до такой же
степени! При этом Дмитрий вовсе не был дураком, который молчанием ловко
маскирует скудоумие. Лёля ощущала, что в нем шел постоянный напряженный
мыслительный процесс, имевший, как позднее выяснилось, весьма отдаленное
отношение к ней. А она-то поначалу чувствовала себя объектом какого-то
психо-физико-химико-ментального обследования. Казалось, Дмитрий взвешивал
каждое ее слово на незримых весах, примерял к невидимому эталону. Она это ощущала
всем существом и, вместо того чтобы обидеться, радовалась, дуреха, ужасно
волновалась и даже мучилась по этому поводу: соответствует или нет, мечтала,
конечно, соответствовать… Потом как-то вдруг Лёле показалось, что стандарты
Дмитрия здорово напоминают легендарное прокрустово ложе, в которое она никак не
умещается, а потому ее ненаглядный всерьез озабочен, как быть: отрубить ли
возлюбленной головенку или ножонки поотсечь? Это ее потрясло, обидело… но
оказалось просто ничем по сравнению с потрясением и обидой от нового открытия:
какое прокрустово ложе, какое обследование, какой эталон? Да ведь большую часть
того времени, которое Дмитрий проводит с Лёлей, его сознание занято чем-то
совершенно иным! Не имеющим никакого отношения к любви и будущей семейной
жизни, на которую она так надеялась и о которой так мечтала!
Да, она хотела быть его женой. Очень хорошей,
самой лучшей – чтобы по сравнению с ее стряпней все прочие блюда казались мужу
безвкусными, а по сравнению с уютом в ее квартире все остальные дома казались
бы трущобами. При этом, конечно, она хотела оставаться не полотером и
судомойкой, а очаровательной, нежной любовницей и сердечным другом своего мужа.
У него не возникнет и мысли о других женщинах, потому что Лёля заменит ему все
и всех. А как ее будут любить дети! Лёля не хотела бы много детей, двух вполне
достаточно: мальчика и девочку. Но это будут самые счастливые дети на свете,
которые станут вспоминать родительский дом со слезами счастья и умиления. Точно
так же дом своей бабушки будут вспоминать и внуки, потому что когда-нибудь Лёля
предполагала сделаться лучшей на свете бабушкой.
Дожив до двадцати пяти лет, она уже твердо
знала, что больше всего на свете хочет любить свою собственную семью. Конечно,
для мамы с папой она свет в окошке, но гораздо чаще этот свет им заменяет
электролампочка непрерывной работы. Они живут, чем дольше, тем больше, ради
своих книг. А что дочь уже выросла – какие проблемы?
Раньше Лёля часто сетовала, что одна в семье,
ей не хватало братьев и сестер. У мамы при этом делалось нежное, смущенное
лицо, она виновато кивала каким-то своим воспоминаниям – может быть, тем самым
нерожденным Лёлиным братьям и сестрам, – но вдруг глаза ее вспыхивали,
брови взлетали:
– Да ты что? Еще детей? Но тогда я не написала
бы то… и то… и это! Нет! В жизни всегда происходит только то, что должно
произойти!
И, наскоро чмокнув своего взрослого ребенка,
мама взлетала с дивана, на котором они только что так уютно, так чудно, так семейно
посиживали в обнимку:
– Ну ладно, моя радость, я совсем забыла, что
мне еще надо поработать над библиографией!
Так вот, Лёля для себя решила: в ее жизни не
будет никаких библиографий. Никакой научной работы, никакой служебной карьеры!
Она любит книжки больше всего на свете, но не намерена похоронить себя заживо в
библиотечной гробовой тишине или под лавиной графоманских рукописей в
каком-нибудь издательстве. Она обожает детей, однако вовсе не намерена
разрываться на части ради тридцати короедов, которым вообще плевать с высокой башни
как на древнюю и древнейшую, так и на новую и новейшую историю. Конечно, если
ее будущий муж окажется человеком состоятельным, Лёля с удовольствием сунет в
долгий ящик свою трудовую книжку. Если нет – что ж, она будет необременительно
работать в книготорговой фирме и воспитывать двух своих детей. И овцы сыты, и
волки целы. Семья как цель жизни и вершина карьеры – чем это плохо?
Да вот, плохо, оказывается… Сначала плохо было
то, что никак не появлялась подходящая кандидатура. Лёля хотела впервые лечь в
постель с мужчиной только по страстной и смертельной любви, она не желала
набираться сексуального опыта в постелях, которые скоро придется забыть. Сейчас
столько книжек и даже фильмов на эту тему! Если плоть не ставит вопрос ребром,
к чему торопить события?
Лёлина плоть вопросов ребром не ставила: с
интересом воспринимала теорию, и если мечтала о практике, то требовала, чтобы
на первом же практическом занятии уже присутствовало надетое на безымянный
палец тоненькое золотое колечко.
Образ грядущего супруга вполне четко
нарисовался к тому времени в Лёлином сознании. То есть без прокрустова ложа и
здесь не обошлось… Однако она не была такой уж пуристкой, и если, к примеру,
Дмитрий оказался не ярким блондином, как в мечтах, а темно-русым шатеном, то
Лёля не собиралась бежать в магазин за «Лондой ь 217»! Она полюбила его таким,
каким он был, с этими холодноватыми глазами и крутым изломом светлых бровей,
ямочкой на подбородке и с этими темно-русыми волосами. Она сразу приняла его в
сердце, с восторгом оценив достоинства и крепко зажмурившись на возможные
недостатки. А он… а Дмитрий… Для Дмитрия ее просто не существовало!
Наверное, Лёля сама была виновата. Если
заливаешь человека куботоннами любви, он рано или поздно захлебывается и
пытается выбраться на сухое местечко, чтобы передохнуть, обсохнуть и дать себе
слово впредь быть осторожнее. Таким островком безопасности для Дмитрия была
работа. Очень смешно: спасатель пытается спастись от той, кого он спас! И еще
смешнее – типичный конфликт совковых «любовных» романов: она тянет его в
мещанское бытовое болото, а его чувство долга не позволяет оставаться в стороне
от насущных проблем современности. Нет, правда, неужели этих проблем так
много?! Неужели и впрямь в этом несчастном Нижнем Новгороде непрестанно
что-нибудь горело, взрывалось, тонуло, опрокидывалось, сходило с рельсов,
проваливалось под лед, замыкало, отключалось, наезжало, рушилось? Неужели
кого-то постоянно уносило на льдине, кто-то блуждал в лесу, падал с балкона,
застревал в лифте, баловался со спичками и горючими веществами, управлял
автотранспортными средствами в нетрезвом состоянии? Создавалось впечатление,
будто город жил только бедами, и единственный, кому эти чужие беды удавалось
руками развести, был аварийно-спасательный отряд МЧС, а состоял он, казалось
Лёле, из одного человека – Дмитрия Майорова.
