– Слушай, – тоскливо спросил
Дмитрий, – а вот если серьезно… Обмороки что – остались в восемнадцатом
тире девятнадцатом веке? В наше время их вообще истребили как класс, да?
– В основном, – авторитетно кивнул
Андрей. – Ты только представь, сколько тогда всего на себе дамы таскали.
Нижние юбки – штук десять, не меньше. Потом платья – на булавках, заметь себе,
потому что шить было слишком долго. И чтобы эти булавочки не кололись, надо
было оставаться прямой как палка. А ткань была покрыта всякой тяжелой вышивкой
из натуральных золотых и серебряных нитей или таким же металлическим кружевом…
Носили корсеты, которые сдавливали тело, как «испанский сапожок». На голове
парик весом этак в пять кэгэ, да еще с каким-нибудь парусником или корзиной
цветов, прикрепленной на макушке. Да честно говорю! В конце восемнадцатого
века, во времена Марии-Антуанетты, дамочки даже в каретах сидеть не могли из-за
высоты своих причесок, приходилось на коленях стоять, иначе корабли не
помещались. А кринолины? Знаешь, что это такое?
Дмитрий молча очертил широчайший круг вокруг
бедер.
– Вот именно! И если в наивысшем обществе
делали кринолины из китового уса, то для других это было расточительно. Гнули
ивовые прутья, а то и обручи металлические вшивали в юбки. Теперь поговорим про
обувь. Туфли носили в основном не кожаные, а шелковые. Каблук – сантиметров
двенадцать по-нашему, подметка тоненькая, часто даже картонная. А их косметика?
Натуральные жиры, натуральная сурьма на бровях, мука на лице – рисовая, но
все-таки мука… И вот вообрази такую бедняжку. Даже в туалет толком не сходить!
А если жара градусов тридцать? Рыцарю в железных латах было легче, чем этой
мученице! Ну как тут не шлепаться в обморок на каждом шагу?! А в наше время – что?
Ни бюстгальтера, ни даже трусишек некоторые не носят, наденут какую-нибудь
растянутую майку или вообще сетку рыболовную на тело – и чешут в растоптанных
кроссовках. Волосы можно наголо остричь, чтоб хлопот поменьше было. Хот-дог на
ходу жует, курит, а то и пиво из горла хлобыщет. Да ее и атомной бомбой не
прошибешь, а ты говоришь – обморок…
Дмитрий не выдержал – захохотал:
– Ты рассуждаешь как специалист!
– Нет, это моя бывшая супружница была
специалистом – по истории костюма. А заодно и по обморокам. Вот и я вершков
нахватался. Ну, впрочем, это все детали. Рассказывай дальше.
– Да что особо рассказывать? – Дмитрий
снова помрачнел. – Она в обмороке, я на коленках вокруг кресла ползаю. И
дернуло меня воскрешать ее, как в сказке «Спящая красавица», – поцелуем. И
она, как в сказке, открыла глаза… Дальше поставим многоточие. Разумеется, она
была не девица, но я на это не обратил никакого внимания: считал себя
удостоенным, осчастливленным и все такое. Мгновенно поволок ее в загс: никто из
моей родни и пискнуть не успел, а я уже был женат.
– А что, пищали бы?
– Да уж наверное. Невестка-то постарше была,
поопытнее, к тому же москвичка, а они, знаешь, рождаются уже практичными,
мудрыми и все понимающими. А матушка ее на меня и вовсе как на родного сына
смотрела. Но было уже поздно… У Илоны – жену мою так звали – своего дома не
было, она тоже у родственников каких-то жила. Мы сняли квартирешку, я бросил
институт, конечно, сразу работать пошел, не мог же сидеть на шее у жены. Скоро
узнал, что она забеременела. Малость струхнул, не скрою. Ни жилья, ни денег… Но
я вообще против абортов, если не по здоровью, конечно, а Илона сказала, что
врачи ей пригрозили: если сделает аборт, детей вообще может больше не быть, да
и у самой какие-то там женские неполадки – нельзя, словом, ни в какую. Она с
трудом все это переносила. Тошнило ее жутко…
– В обмороки падала… – с невинным видом
пробормотал Андрей.
– Вот-вот, – усмехнулся Дмитрий. –
Ты все сразу правильно понял. А я был сущий теленок и любил ее, конечно,
крепко. Ох и крутился я тогда… Вкалывал день и ночь – устроился в одну
авторемонтную мастерскую и заколачивал деньгу. Постепенно стал очень даже
неплохо зарабатывать. Как-то поуспокоился: ничего, думаю, выживем. И впервые
порадовался, что будет ребеночек. Я его, честно, хотел. И вот однажды прихожу с
ночной смены, а дома никого. Ни записки, ничего, но видно, что Илона дома не
ночевала. Ну, думаю, все: ей стало где-нибудь плохо, выкидыш или что, увезли по
«Скорой». Я – на телефон, обзвонил все, что мог, – нигде ее не нашел, ни в
одной больнице. Сижу как дурак, слезы на глазах. А тут как раз в газетах писали
про какого-то маньяка, который нападал на беременных женщин… Можно представить,
чего я тогда напридумывал. И вот сижу, значит, вожу так растерянно глазами по
комнате и вижу, что верхний ящик серванта задвинут не до конца – наперекосяк. А
Илона была такая аккуратистка, если что не на месте лежит или там шторка на
окне криво задернута – ее прямо трясет. И меня успела вышколить. Я машинально
встал и пошел закрывать этот ящик. И увидел, что ее старенькой косметички, где
мы деньги держали, нет на месте. И знаешь, что я, дурак, тогда первым делом
вообразил? Что в дом ворвались грабители, украли деньги. А ее скрутили,
задушили и затолкали куда-нибудь в нишу. Я даже ниши побежал осматривать,
ей-богу! Никакого трупа там не было, разумеется, но тут зазвонил телефон. Это
была она. И такая раздраженная: «К тебе невозможно пробиться! Все время занято,
занято! У тебя жена пропала, а ты с кем-то по телефону болтаешь!» – «Да
я, – говорю, – как раз ищу ее, жену свою, по милициям да по
«Скорым»…» Она засмеялась, а потом передала трубку мужчине. В общем, не помню
дословно, до меня как-то все это плохо тогда доходило, но смысл был в том, что
он мне очень благодарен. Оказывается, они с Илоной давно встречались, и ребенок
был его, но потом они поссорились, он уехал и не знал, что она беременна. А
теперь вернулся, все осознал – и никому не отдаст ни своей жены, ни своего
ребенка. И я могу потребовать от него любой компенсации – он так и выразился.
– Это при том, что она все ваши денежки
свистнула, как я понял? – уточнил Андрей.
– Да ну, чепуха, – махнул рукой
Дмитрий. – На здоровье. В конце концов, я же для нее зарабатывал. Но самое
удивительное, что я сразу этому мужику поверил. И как-то высветилось, прояснилось
все в наших отношениях. И даже то, что она исподволь намекала: мол, врач не
исключает преждевременных родов. И раздражительность ее, и сдержанность по
отношению ко мне, и…
– И обмороки, – ехидно вставил Андрей.
– И обмороки, – согласился Дмитрий.
– А дальше что?
– Что же дальше могло быть? Я уехал из Москвы,
вернулся в Арзамас к родителям, заочно закончил институт. Там в милиции
поработал, они меня в Школу милиции все сватали. Я хоть в Нижний и уехал, но
пошел в пожарные, а потом Разумихин сюда меня сосватал…
– А ты – меня, – закончил Андрей. –
Все с тобой ясно, Димыч. Экий же ты, брат, скрытный, сколько лет вроде как в
друзьях и вообще, а ни словом не обмолвился про такие дела.
