– Дмитрий, – не то согласился, не то
поправил он с холодком в голосе, и Марина Алексеевна вдруг с болезненной
ясностью поняла, что ничего от этого неприветливого красавчика не узнает,
потому что ему и самому, конечно же, ничего о Лёле не известно, иначе не
приехал бы искать ее здесь, в деревне, и какое несчастье, что именно в этого
самодовольного молодца так беспросветно влюбилась ее бедная девочка, хоть она и
таилась, но видно же было, как мучилась из-за него, а теперь… И главное, как
хорошо все у них начиналось! Следовало быть ему благодарной по гроб жизни, что
Лёльку спас, но не получается: потому что Дмитрий причинил девочке горе. Жаль
все-таки, что Лёля так и не удосужилась привести своего спасителя в дом,
представить родителям. Марина Алексеевна пеняла: мол, это не по-людски, –
но дочка отмахивалась да отшучивалась. Может, чувствовала, что маме «жених» не
понравится? Так и есть – не понравился. Причем с первого взгляда. Самодовольный
красавец. И сразу видно, эгоист. А что Лёльку спас – так ведь работа у него
такая. Учитель – учит, продавец – продает, спасатель – спасает…
Марина Алексеевна судорожно сглотнула, подавив
всхлипывание, медленно начала стягивать запачканные землей перчатки, как бы
объясняя, почему не подает руки:
– Да, Дмитрий, здравствуйте. Вы к Лёле? А ее
нет. Я, честно говоря, думала… – Она безнадежно махнула рукой, и на синюю
футболку неожиданного гостя посыпалась серая земляная пыль.
Он, впрочем, как бы и не заметил этого – столь
пристально вглядывался в лицо Марины Алексеевны, словно размышлял: заплачет она
прямо сейчас или немного погодя?
– Значит, это вы мне звонили? – спросил
негромко.
Марина Алексеевна поджала губы. Она уже не раз
проклинала себя за тот звонок в аварийно-спасательный отряд. Дежурный, конечно,
сообщил ей, что Дмитрий Майоров в командировке, но прежде дотошно и долго
выспрашивал, кто звонит. Марина Алексеевна, и так с трудом сдерживая дрожь в
голосе, едва не зарыдала, поняв, что ее приняли за одну из многочисленных
девчонок этого плейбоя. Да уж, он не испытывал, конечно, недостатка в
подружках, а ведь для Лёли он был единственным!
Был… почему был? И догадка, жуткая,
ошеломляющая, внезапно хлестнула Марину Алексеевну по лицу. А вдруг этот
мерзавец бросил ее дочь, и она от отчаяния…
Серый туман поплыл перед глазами, и тут же
что-то резко встряхнуло Марину Алексеевну.
– Сядьте-ка, – сказал спокойный голос, и
она рухнула на прохладную скамейку. – Нельзя в такую жару долго быть на
солнцепеке. А мужу вашему – тем более. Хотите, я пойду и посоветую ему перейти
в тень?
Она мгновенно овладела собой:
– Ради бога, я сама. Ничего, мы с ним только
что вышли. Ничего, спасибо… Да, я звонила вам, хотела узнать, не у вас ли Лёля…
Она осеклась. Черт дернул за язык, зачем
сказала, что сама не знает о судьбе дочери! Что он теперь подумает о девочке?
– То есть как это – не у меня ли? –
медленно произнес Дмитрий. – Ну, я думал, раз ее нет дома, значит, она в
деревне. И когда мне дежурный передал, что звонила какая-то женщина из Доскина,
я решил, что это она… То есть я надеялся…
Он умолк, растерянно глядя на Марину
Алексеевну, и та вдруг почувствовала, что парень страшно взволнован, изо всех
сил пытается скрыть это, да не получается: выдают крутые бугры желваков, то и
дело вспухающие на худых щеках.
– Нет, это я звонила, – устало кивнула
Марина Алексеевна. – Понимаете, я же целую неделю ничего не знаю о Лёле,
даже в город съездила, в милицию, но там ничего не добилась. Я вчера оставила
заявление…
Она поперхнулась словами.
Дмитрий сел рядом, взял ее за руку.
– Тихо, тихо. Ничего еще не случилось.
– Да, – кивнула Марина Алексеевна, и
слезы закапали на выцветшее ситцевое платье, обтянувшее колени, – мне там
так и сказали: еще ничего не случилось, в списках неопознанных… – она
проглотила слово, – ее нет. Конечно, я понимаю, она совершенно взрослый
человек, имеет право самостоятельно принимать любое решения, но раньше я всегда
знала, где она и что с ней…
Марина Алексеевна умолкла, потому что Дмитрий
осторожно выпустил ее руку, и она снова ощутила, что от него исходит только
холод.
Дмитрий. Июль, 1999
Значит, она имеет право самостоятельно
принимать решение, да?
Дмитрий стиснул зубы. Интересно, эта женщина
рассуждает вообще или имеет в виду что-то конкретное? В курсе она, к примеру,
какое самостоятельное решение приняла ее дочь, – и не только приняла, но и
выполнила? А может быть, Лёлина мать даже поддержала это «самостоятельное
решение»? «Как это можно – начинать жизнь с таким ярмом на шее, ты и одна-то не
смогла мужа найти, а с ребенком вообще никому нужна не будешь, в лучшем случае
случайные мужики будут, а то и вообще… Ты же сама понимаешь, что он на тебе не
женится, что же, будешь его шантажировать ребенком? Но разве начинают с этого
семейную жизнь?!»
И все прочее в этом же роде – что там говорят
матери своим провинившимся дочерям в таких случаях?
