– По-моему, ты его еще вчера отмечал, –
хмыкнул Андрей. Он, похоже, не испытывал ни малейшего отвращения к падшему
собрату, а искренне наслаждался общением с ним. В отличие, между прочим, от
Дмитрия, который разглядывал собеседника как некую неприятную загадку
природы. – И позавчера ты отмечал. А может, и позапозавчера.
Мужик безнадежно махнул рукой, что, пожалуй,
означало: твоя правда.
– Жизнь такой… – выдохнул он. –
Поправиться бы, а? Может, возьмете третьим?
– Да ты что? – изумленно воскликнул
Андрей. – Неужели эта формулировка еще сохранилась? Сколь живучи традиции!
Нет, третьим мы тебя не возьмем, но поправиться ты вполне сможешь. Только
скажи, как доехать до Лесной?
– Тьфу! – махнул на него мужик и собрал
грязные пальцы в щепоть, как бы намереваясь перекреститься. Он даже потащил
было руку ко лбу, но внезапно забыл об этом и замер на полудвижении, недоуменно
оглядывая свои пальцы. Потом сложил кукиш, оглядел придирчиво и его – и уронил
руку, будто ненужную. – А чего тебе там? А Лизка зачем? С собой взять? Не
надо, она вредная и тощая. У нас и покраше найдутся. – И указал на двух крепких
девах, которые, навешав на себя гроздьями набитые продуктами сумки, топали по
середине улицы, споро вытаскивая босые загорелые ноги из разъезженной грязищи.
Лужа воистину была достойна Миргорода, вот только свинья там не лежала.
Впрочем, может, она просто отлучилась по надобности?
– Ударные девахи, – согласился Андрей,
заинтересованным взглядом провожая бело-розовое мельканье высоко оголенных
коленей. – Только сейчас нам некогда. Может, на обратном пути и займемся.
Так как до Лесной добраться?
– Без трактора никак, – покачал головой
мужичок, и это неосторожное движение оказалось почти непосильным для его
тщедушной комплекции: его повело вправо, потом влево, и даже забор не помог,
разве что смягчил падение.
– «Упал, сердце больше не билось», –
вздохнул Андрей и полез в кабину «Атамана».
Появился он оттуда с бутылкой «Волжского»
пивка, встал над «живым трупом» и равнодушно произнес:
– Тот, кто скажет, где дорога на Лесную,
получит приз.
Страдалец поднял голову, а потом и тело.
Уцепился за забор, умирающим голосом пробормотал:
– Не проедете, говорю же!
– Наши проблемы. – Андрей сколупнул
пробку о забор и поднес горлышко ко рту. – Никто больше не хочет? Ну,
тогда я глотну!
Абориген восстал, без преувеличения сказать,
как… ну, взметнулся, стало быть, лихо и вырвал бутылку. Распахнул иссохшую
пасть, исторг хрипло:
– Прямо по шоссейке поезжайте километров
двадцать. Потом грунтовая пойдет, но там еще ничего, проехать можно. Скоро
увидите обугленную рощу – поверните вправо. Ну а тут уж проедете или нет – как
божья воля будет. – И залил сказанное содержимым пол-литровой бутылки.
Воскрешение из мертвых наблюдалось мгновенное.
Аккуратно сунув опустевшую, до последней капли высосанную посудину в карман
курточки, мужичок уже вполне человеческим голосом промолвил:
– Все равно не доберетесь. – И вдруг,
обернувшись к «Атаману», молитвенно сложил ручонки: – Хотя на такой красотище,
может, и проплывете…
«Атаман» воспринял комплимент спокойно –
привык и не такое слышать, пока стоял во дворе базы АСО или вояжировал в
испытательных поездках. Это была одна из первых, экспериментальных моделей
«ГАЗа» – по скоромному отзыву руководства, долженствующая составить конкуренцию
многим зарубежным маркам, участвующим в авто-сафари, к примеру джипу.
Разумихин, который первым обкатывал модельку, отозвался сдержанно: «Лучшей в
России нет». Конечно, эта дизельная модель была приспособлена для нужд АСО:
оранжевая, как апельсин, с брезентовым тентом, воздушным фильтром, выведенным
чуть не на крышу, обоими ведущими мостами, суперпрочными протекторами, снабженная
«полным джентльменским набором» для оперативной группы. Согласно инструкции
список выглядел так: «Сумка десантная; противогаз с коробками на различные
АХОВ; сапоги резиновые; фонарь; запасной комплект одежды спасателя; комплект
средств индивидуальной медицинской защиты; комплект защитный; сухой паек;
спальный мешок» – и прочая, и прочая, и прочая, как писали в старину в царских
манифестах. «Прочую и прочую» экипировку добавил в багажник Разумихин – с
каменным лицом, так и не пересилив обиды на судьбу. Дмитрий знал, как хотел бы
Разумихин поехать с ним, но пришлось остаться. «Самоволки» заместителя
начальника отряда никто бы не понял, учитывая, сколько он и так насамовольничал
за последние сутки. К тому же если и существовал человек, который сумел бы уладить
все игрища в гангстеров и сыщиков, которым предавались Дмитрий и
компания, – то этим человеком был Разумихин. Слава богу, он больше не
требовал обратиться в милицию. Очевидно, понял: Дмитрий просто не желал
рисковать связаться еще с одним Серегой Сажиным. А «деревенский детектив»
Кузнецов имел маловато влияния в городе. С одной стороны, Дмитрий не верил, что
удастся сразу раскрутить медлительный маховик правового реагирования на
неконкретное преступление: необъяснимое исчезновение человека. Конечно, со
стороны Кабакова и его дружка Шурки имело место натуральное вымогательство, а
это преследовалось по закону. Однако и действия тех, кто пресек это
вымогательство, тоже вряд ли укладывались в схему законности. Скорее всего их
зашибет тем же обухом, а оказаться в качестве задержанного за мелкое или
крупное хулиганство… Дмитрий ничего не имел против ответственности – только
времени на нее сейчас не было. Поэтому решили оставить дипломата из дипломатов
Разумихина – и Молодца в качестве поддержки – в городе, прикрывать тылы.
Дмитрий также робко надеялся, что Юра сумеет доказать Марине Алексеевне:
нападение на Виталю Кабакова с дружком не принесет вреда Лёле. Он прекрасно
понимал, что его-то появление вызовет у Лёлиной матери совершенно однозначные
чувства. Заглядывая вперед, почти с ужасом гадал: удастся ли преодолеть
стойкую, почти болезненную неприязнь Марины Алексеевны? Да – только если
привезет ей Лёлю, живую и невредимую. Так что шанс обрести расположение будущей
тещи все же оставался…
Официальная версия была такова: «Атаман»
отправился на очередную обкатку.
Когда Дмитрий уже садился за руль, пришел
Андрей. Кинул рюкзачок к остальному багажу и сел впереди, неуклюже уложив на
колени безжизненную правую руку и с вызовом уставившись на парней.
