Оно, конечно, не впервой. Рутина. Однако Мазур никак не мог
справиться с глухим, устоявшимся раздражением. Лучше уж быть рядовым членом
группы, чем командиром, в такой ситуации.
Начать следовало с того, что боевиков, профессионалов при
нем было только трое – Куманек, Викинг и Землемер. Лаврик и доктор Лымарь,
конечно, неплохо освоили акваланг и оружие, бывали в деле, видывали виды, но,
по большому счету, оставались все же дилетантами, нахватавшимися вершков врачом
и контрразведчиком.
Но не это главное, не это… Главный источник раздражения
звался Вундеркиндом и сидел рядом, касаясь Мазурова бока ножнами кинжала, с
совершенно бесстрастным в полумраке лицом – и даже, кажется, подремывал, что
говорило о великолепных нервах.
В подобной ситуации Мазур еще ни разу не оказывался. Как
говаривал киношный старшина Басков, «хуже нет – власть делить». С одной
стороны, Мазур оставался полноправным командиром группы, со всеми вытекающими
отсюда полномочиями, властью и обязанностями. С другой – ему навязали в
спутники человека гораздо старше него по званию. Формально обязанности вроде бы
разделены четко: Мазур командует, а Вундеркинд, представляющий разведку,
занимается своей частью программы, каким-то шпиёнством, во всем с Мазуром
советуясь, не приказывая, а рекомендуя и по ходу дела посвящая постепенно в те
или иные подробности.
Однако любой военный человек согласится, что подобный
расклад выглядит идеально только на бумаге. В действительности же ситуация пикантная,
щекотливая: вполне возможны будущие конфликты, когда один будет давить на свою
роль командира, а второй – на превосходство в чине и более глубокую
посвященность в военные тайны. Хватает примеров.
Особенно если учесть, что Мазур – командир, старшой, царь и
бог для подчиненных, Наполеон Бонапарт с правом расстрела на месте – до сих пор
представления не имел, что они, собственно, будут делать на другом берегу
Баб-эль-Мандебского пролива. Знал это один Вундеркинд, что опять-таки не
прибавляло Мазуру доброго настроения. Умом он понимал, что все правильно,
таковы уж правила тайных войн, военно-разведывательных игр, – но не умом
единым жив офицер…
Хорошо еще, соизволили с самого начала сообщить, где им
предстоит работать, – в Джаббати. Бывший итальянский протекторат, когда-то
отобранный французами у итальянцев, а до того отторгнутый итальянцами от
Могадашо (каковое все еще не оставило надежд вернуть утраченные территории).
Крохотная страна, юридически суверенная, с французской военно-морской базой, с
американским присутствием, кое-как перебивавшаяся с хлеба на квас торговлей
кофе и туризмом.
Следовало признать, что подготовили их хорошо – впрочем, как
обычно. Неделю вбивали в головы полный расклад ситуации, не особенно и сложный
по сравнению с другими уголками планеты.
На Африканском роге вспыхнула и разгорелась очередная
войнушка, но в данном случае сюрреализма ей добавляло то, что оба участника, и
Могадашо, и Аддас-Абабба, были давними клиентами СССР – и сейчас палили друг в
друга из советских орудий, посылали друг на друга советские танки с вооруженной
«калашами» пехотой. И, как легко догадаться, обе державы приставали с ножом к
горлу к вершителям судеб из Кремля, назойливо и нудно требуя от Старшего Брата
определиться наконец, выбрать одну из сторон в настоящие друзья, а другую,
соответственно, определить в заклятые враги. Беда в том, что для больших
геополитических игр Москве позарез требовались обе страны.
Самая настоящая война. Да вдобавок места эти кишели
шаставшими туда-сюда через три границы партизанами, повстанцами и диверсантами
– одних засылал к противнику Могадашо, других, соответственно, Аддас-Абабба,
третьи хотели отторгнуть от помянутой Аддас-Абаббы северные провинции и
провозгласить там великую державу, четвертые, наоборот, стремились присоединить
Джаббати к Могадашо, пятые на иранские денежки пытались усилить иранское
влияние, шестые стремились к тому же касательно Саудовской Аравии, еще три
группировки воевали друг с другом и со всеми прочими. Посреди всего этого
безобразия, уворачиваясь от всех конфликтующих сторон, сновали контрабандисты,
озабоченные лишь примитивной выгодой, да тенями проскальзывали разведчики
доброй дюжины прилегающих и отдаленных держав. И все до единого были для группы
Мазура исключительно досадной помехой, а то и опасностью, требовавшей
немедленной ликвидации.
Будь он помоложе, служи он поменьше, непременно пытался бы
гадать и просчитывать, что ему предстоит делать.
Но сейчас, во всеоружии жизненного опыта, даже не пытался
ничего вычислять – когда надо будет, узнает. Достаточно и того, что легенду
свою он заучил наизусть, так, что от зубов отскакивала: чех на сей раз,
несмышленым пацаненком вывезенный родителями на Запад в шестьдесят восьмом
году, немало поболтавшийся по Западной Европе и с достижением совершеннолетия
пустившийся странствовать по планете в поисках дурных денег. Отсюда кое-какие
познания в морском деле (долгонько плавал на третьеразрядных «коробках» под
удобными флагами вроде либерийского). Отсюда и незнание «родного» чешского
(забыл понемножку в Европах), и неплохое владение английским. Одним словом,
легенда неплохая, не хуже и не лучше иных, тщательно проработанная
специалистами своего дела и наверняка опиравшаяся на кое-какие реалии: если
покопаться в архивах, быть может, и в самом деле отыщется Карел Маржик из
Пардубиц, некогда увезенный родителями в Австрию и пустившийся в свое время
странствовать по шарику.
У других, соответственно, были свои легенды, о которых никто
не знал, кроме них самих и инструктора. Это – на случай, если придется разделиться
и поодиночке пробиваться на ту сторону пролива. Ну, а пока они оставались группой,
никаких легенд на сей счет не имелось – поскольку все возможные проблемы
следовало решать не болтовней и запудриванием мозгов, а огнем на поражение.
Трудно, практически невозможно выдумать убедительную легенду для семерки
вооруженных людей, крадущихся по чужой земле, – что ни выдумывай, ни одна
живая душа не поверит, будто эти лбы с автоматами являются мирной экспедицией,
посланной собирать редких бабочек или вести археологические раскопки.
Под потолком мигнула неяркая синяя лампочка, пилот обернулся
в своем кресле и вытянул руку, повернув большой палец вниз. Мазур понятливо
кивнул и вполголоса скомандовал:
– Приготовиться к высадке!
А про себя покрыл летуна последними словами: мог бы, сокол
ночной, выдумать какой-нибудь другой жест, потому что этот как две капли воды
походил на тот, каким в Древнем Риме отправляли на бесславное добивание
поверженных гладиаторов. Наверняка у пилота были свои достоинства – кому попало
такую миссию не поручат, – но вот историю он в школе учил скверно,
ручаться можно.
Вертолет повис над темной водой, дверца распахнулась, и
семеро один за другим, с высоты метра в полтора булькнули в теплые аравийские
волны – практически без всплесков, сноровисто и уверенно. Разве что Вундеркинд,
как с неудовольствием увидел прыгавший последним Мазур, немного нашумел, подняв
брызги.
Вертолет развернулся и мгновенно исчез во мраке. Семеро,
буксируя за собой на коротких линях полегчавшие в воде мешки, двинулись вереницей
к берегу, до которого было мили четыре. Вундеркинда, как самое слабое звено,
поместили шестым, между то и дело оглядывавшимся на него Землемером и
замыкавшим процессию Мазуром. Они плыли, погрузившись метров на пять, неспешно
и размеренно, и передний, колыша ластами, держал перед собой портативный
гидрофон – ненароком угодить под киль совершенно постороннего судна было бы не
только чревато, но и унизительно.
