Беда только, что приглашенные, деликатно выражаясь, на
митинг жители столицы вряд ли могли оценить по достоинству ее жесты и выражение
лица – меж трибуной и первыми рядами толпы пролегло немаленькое расстояние,
широченное пустое пространство, посреди которого торчали лишь кучки и цепочки
народогвардейцев с автоматами наизготовку. Швырнуть оттуда какую-нибудь
взрывчатую дрянь положительно невозможно – ни одна граната не долетит до
трибуны, рядом с которой возвышалось нечто, укутанное белым покрывалом.
Остаются еще возможные снайперы – но Мазур не сомневался, что все окна и крыши
прилегавших к площади домов бдительно контролируются орлами генерала Асади.
Закончив очередной пассаж, Лейла резко развернулась
вполоборота – и тут же, получив какой-то не замеченный Мазуром сигнал, солдат в
черном берете перерезал веревку огромными сверкающими ножницами. Белое
покрывало, сминаясь, заскользило вниз, и взорам народонаселения революционной
столицы предстал великий основоположник Карл Маркс – под три метра ростом,
исполненный в бронзе, в рост, он прочно стоял на постаменте, в старомодном
пальто, с классической, идеально расчесанной бородой, с лицом значительным и
спокойным, как и полагалось основоположнику.
Какое-то время над площадью стояла тишина, потом динамики
взорвались бравурной музыкой. Мазур слышал ее столько раз, что давно научился
распознавать: «Марш революции», новый государственный гимн. Лаврик подтолкнул
его под локоть, и задумавшийся Мазур торопливо вскинул руку к берету. Он был в
здешней форме, в черном берете народогвардейца, так что честь следовало
отдавать на здешний манер. Как будто кого-то могла сбить с толку его славянская
физиономия… Но ничего не поделаешь, приходится соблюдать условности.
Через площадь двинулась бронетехника. Зрелище было
сюрреалистическое, поскольку в одних батальонах были перемешаны советские
«Т-62» и британские «Чифтены», отечественные бронетранспортеры и «Саладины».
Последний раз подобная картина наблюдалась не позднее сорок пятого года… а
впрочем, Мазур видывал сочетания и повеселее: ну, скажем, африканского
гвардейца в советской полевой гимнастерке образца сорок шестого года со знаками
различия тамошней молодой республики, с классическим «шмайсером» на груди и в
фуражке португальского фасона.
За танками мимо бронзового основоположника потянулась пехота
– стопроцентно британским парадным шагом, характерно виртуозя руками, и офицеры
по въевшейся привычке зажимали стеки под мышками. Рев моторов умолк, слышался
только размеренный топот высоких ботинок. Политбюра стояла на трибуне с
сосредоточенными и важными лицами, держа ладони у беретов.
Лаврик, нагнувшись к его уху, прошептал:
– Отойдем, поговорим…
Мазур, опустив руку и пожав плечами, отошел за ним следом к
стоявшим за трибуной машинам – и заметил с некоторым удивлением, что за ними
двинулся Вундеркинд. Распахнув перед Мазуром дверцу, Лаврик пропустил его в
«уазик», плюхнулся рядом на заднее сиденье. На переднем тут же разместился
Вундеркинд, обернулся к ним с обычным своим бесстрастным видом.
– Такое дело… – сказал Лаврик проникновенно. – Родина
на тебя миссию возлагает. Очередную. Как на своего верного защитника.
Мазур усмехнулся:
– Ну, вообще-то я – не защитник Родины. Я – ее центральный
нападающий…
– Вот именно, я и говорю, – терпеливо сказал
Лаврик. – Короче, миссию на тебя Родина возлагает.
– Твоими устами?
– Ага. У тебя есть возражения?
– Ну что ты, – сказал Мазур. – Мы – люди
дисциплинированные… Мне только чуточку непонятно, почему не Бульдог или Номер
Первый меня наставляет.
– Потому что миссия, признаться, не вполне
официальная, – сказал Вундеркинд. – Мы вам, Кирилл Степаныч, всего-навсего
дружески рекомендуем. Более того, душевно просим. Честное слово. Вы бы нас
чрезвычайно обязали. Глядишь, и мы вам пригодимся когда-нибудь. Великая вещь –
толковое взаимодействие родов войск.
– Не спорю, – сказал Мазур осторожно. – А суть?
– Лейла намерена вас пригласить в гости. Мне очень нужно…
нам очень нужно, чтобы вы приняли ее приглашение.
– И что дальше? – насторожился Мазур еще больше.
– А вот дальше – на ваше усмотрение. Высокопарно выражаясь,
наилучшей тактикой в данных условиях было бы следовать ходу событий, в каком бы
направлении они ни развивались. Кирилл Степанович, зря вы ощетинились, как
ежик… Я понимаю, дело деликатное, не хочу ни давить на вас, ни приказывать и
циничным быть не хочу. Но ситуация сложилась, понимаете ли… Может быть, Константин
Кимович?
Давай по-простому как между старыми друзьями и положено,
а? – усмехнулся Лаврик. – Кошке ясно, что девчонка к тебе неровно
дышит. Девочка взрослая, воспитание получила европейское, ей мало игры в
переглядочки, что, замечу в скобках, вполне естественно. Ну а вы, мой скромный
друг, тоже определенно не прочь… – Он фыркнул. – Вот только не надо этак
передо мной пыжиться и строить идеологически выдержанную рожу. А то я за тобой
не знаю кое-каких свершений под штандартом Амура. Я ж видел, как ты на нее
сейчас смотрел. Я бы выразился, с сентиментальным вожделением. Вот и сходи в
гости. Что касается начальства и парткома, то, могу тебя заверить, будет сто
свидетелей, что ты в это время занимался повышением боевой подготовки
где-нибудь на втором полигоне. Ну, ты же меня знаешь? Я что, когда-нибудь
опускался до мелких провокаций, вроде тех козлов, что сами человеку стакан
наливают, а потом на цыпочках за дверь – и с ябедой к замполиту… Водилось за
мной такое?
– Не припомню, – вынужден был признать Мазур.
– Вот видишь… Соображаешь, дурило, какой тебе выпадает фарт?
Проведешь приятно время, при том, что тебя надежно прикроют от любого
разоблачения… Люди об этом мечтают, балда!
– Заманчиво… – сказал Мазур все так же настороженно. –
Нет, я и в самом деле верю, что это не мелкая провокация ради кляузы… но что-то
мне не нравится, когда меня играют втемную. Одно дело – прямой и
недвусмысленный приказ начальства, прямое поручение. А когда имеет место
приватная беседа, поневоле если и не подвоха ждешь, то хочешь внести
определенность.
Знаете, я полагаю, что вы правы… – сказал Вундеркинд
доверительно. – Во-первых, я могу вас заверить, что в комнате не будет
никаких микрофонов, никто не будет подслушивать и уж тем более подсматривать.
– Я не имел в виду..
– Имели, – мягко сказал Вундеркинд. – Имели,
имели… Слово офицера, ни единого микрофона. Там не будет ни единого микрофона.
Но в других местах, скажу вам по секрету, имеются определенные технические
приспособления… Так уж получилось по чистой случайности, что мне стало известно
содержание разговора меж Лейлой и майором Юсефом… помните такого?
– Помню, – сказал Мазур. – Старший брат Ганима,
работает у Асади.
– Не просто работает, – поправил Вундеркинд. – Это
один из самых доверенных лиц Асади… Так вот, Юсеф говорил Лейле, что ему
просто-таки необходимо встретиться с вами где-нибудь в нейтральной обстановке.
