– Хочешь сказать, они теперь пойдут за каждым, кто им
пообещает рай на земле?
Мазур был уверен, что именно так и может обернуться, но из
благоразумия промолчал, чтобы не лезть с грязными сапогами в эту незамутненную
чистую душу. Девочка еще не повзрослела, вот в чем беда. Не научилась различать
абстрактные схемы и суровую реальность. И человеческой натуры толком не знает.
А натура сия, как уже говорилось, прямолинейна и проста: подавай им рай земной
на блюдечке, и точка. Иначе растопчут. Видывали мы уже это, на практике
проходили, взять хотя бы народного вождя Олонго, который сначала был чуть ли не
богом земным, а потом, когда стало ясно, что не дождаться рая, остались от
вождя одни клочки по закоулочкам… А Мазур еле ноги унес, хотя уж он-то никому
рая построить не обещал.
Лейла справилась с собой, прилегла рядом, прижалась. Сказала
грустно, глядя в потолок:
– Но ведь вам удалось со всем этим справиться? Должен быть
какой-то рецепт, совет, пример… Понимаешь, мне просто не с кем о таком
поговорить. С подчиненными нельзя, чтобы не расхолаживать. Касем никаких причин
для беспокойства не видит. Асади считает, что всех врагов в конце концов можно
выловить и расстрелять, если потрудиться на совесть. Хасан… он, знаешь ли,
слабоват. Скорее исполнитель, чем теоретик.
– А Барадж?
Лейла покосилась на него, усмехнулась:
– С Бараджем я однажды пыталась поговорить на эту тему,
вообще откровенно. Поделиться по-дружески своими тревогами и переживаниями. А
он меня попытался уложить вот в эту самую постель. Пришлось врезать, и разговор
оказался безнадежно испорчен…
Мазур печально усмехнулся про себя: вот она, ценная
информация из самых недр здешнего Политбюро, которой так жаждут старшие по званию.
Только вряд ли такие сведения их устроят. И без того известно, что Барадж –
жуткий бабник, Касем – упертый, Асади уповает на агентуру и облавы больше, чем
на идеалы, а Хасан слабоват…
– Честное слово, я не знаю, где тут рецепт и совет, –
сказал Мазур. – Я – солдат, понимаешь? Умею быстро и качественно
разобраться с любым, на кого мне укажет родина в лице старшего по званию. Но,
хоть ты меня убей, понятия не имею, как правильно построить социализм в целой
стране… Тебе должно быть виднее, ты в этом деле профессионал.
– Но ведь не может оказаться так, что мы были
неправы? – спросила Лейла. – Если бы ты видел, как жили здесь при
султане…
– Все у вас получится, – сказал Мазур тоном, каким
успокаивают огорченных детей. Притянул ее к себе и легонько приласкал. –
Вы все же молодцы, такие горы свернули…
Он говорил что-то еще, в том же духе, успокоительное и
веское, но довольно быстро замолчал, потому что сам себе казался неубедительным
и боялся, что и Лейла это почувствует. Они долго лежали, прижавшись друг к другу
в тишине и прохладе, Мазур выкинул из головы все сложности, отдыхая душой и
телом – и она, должно быть, испытывала то же самое, судя по спокойному дыханию
и расслабленности. Было так уютно и покойно, что он почти задремал – и очнулся
от резкого движения Лейлы.
– Совершенно нет времени… – сказала она с сожалением,
решительно приподнялась и села в постели. – Видишь ли, с тобой очень хотел
встретиться майор Юсеф. Он просил, чтобы я позвала тебя в гости… а я позвать-то
позвала, но беззастенчиво использовала эту возможность в личных целях… У тебя
есть еще время? Юсеф крайне озабочен. Что-то серьезное случилось, и ты ему
нужен… Я позвоню?
– Звони, – сказал Мазур, не раздумывая. – Только
сначала приведем тут все в порядок…
…Когда через четверть часа в кабинет вошел Юсеф, там все
обстояло в высшей степени благопристойно: старший советский товарищ,
капитан-лейтенант Мазур, застегнутый на все пуговицы, даже где-то чопорный,
сидел у стола, старательно изучая последние образцы агитационных плакатов,
предназначенных для расклейки в единственном на всю республику гнезде
пролетариата (то бишь городке нефтяников с населением тысячи в три человек).
Лейла, нахмурясь с деловым видом, делала какие-то пометки в какой-то ведомости
сугубо официального вида – тоже безукоризненно одетая, тщательно причесанная,
деловая и неприступная, как бронемашина с полным боекомплектом перед выездом на
задание. Положительно, майор не должен был ничего заподозрить.
Да он и не собирался заниматься психологическими изысками,
сразу видно – Мазур вмиг определил, – что Юсеф крайне встревожен и
взволнован, места себе не находит. Он был очень похож на младшего брата, но, в
отличие от сопляка Ганима, производил впечатление по-настоящему хваткого и
серьезного мужика. А такие по мелочам не паникуют…
Они обменялись рукопожатием, и Юсеф взял быка за рога:
– Товарищ Мазур, я очень благодарен, что вы пришли… Лейла,
мы можем поговорить наедине?
Она с нешуточной обидой вздернула подбородок:
– Хотела бы напомнить, что я, в конце концов…
Юсеф перешел на их родной язык. К некоторому удивлению
Мазура, майор не настаивал, как полагалось бы твердому арабскому мужику, а
скорее уж просил и уговаривал – такое осталось впечатление, хотя знакомые
интонации могли нести и другой смысл…
В конце концов Лейла уступила, обиженно поджав губы, вышла
твердой походкой, горделиво воздев голову. Бросила Мазуру, не оборачиваясь:
– Ну что ж, дисциплина есть дисциплина. Я поработаю на
втором этаже…
Юсеф, едва она вышла, тщательнейшим образом прикрыл за собой
дверь. Вернулся к столу, сел рядом с Мазуром, понизил голос:
– Не знаю, как вам и сказать… Положение не из легких,
ситуация щекотливейшая… При ней, – он мимолетным кивком указал на
дверь, – говорить и вовсе не следовало. Дело не в том, что она – женщина.
Она слишком молодая, не со всеми иллюзиями рассталась. Мы с вами – люди вполне
взрослые, в меру циничные, нам будет легче такое обсуждать с глазу на глаз…
– Интересное начало, – сказал Мазур с вымученной
улыбкой.
И его легонечко куснул червячок циничного подозрения. «Уж не
вербовать ли собрались? – подумал он трезво и отстранение – Вряд ли Лейла
согласилась бы играть роль приманки, но, может, на чем-то другом решили поддеть?
Дружба дружбой, а спецура спецурой, чего уж там…»
Юсеф развязал тесемочки принесенной с собой пухлой кожаной
папки, опустил глаза и довольно долго их не поднимал, без нужды перебирая
какие-то бумажки. Потом достал из-под них фотографию и протянул Мазуру:
– Вот об этом человеке я хотел бы с вами поговорить…
Мазур всмотрелся. Ничего особенного, мужик лет пятидесяти с
ничем не примечательной физиономией, заснятый украдкой где-то в порту – о чем
неопровержимо свидетельствовала видневшаяся из-за его правого плеча мачта
корабля. Форма местного образца без знаков различия, кепи без кокарды – но вот лицо
у него определенно не местное, скорее уж попахивает великим старшим братом…
– Никогда не видел, – искренне сказал Мазур.
Присмотрелся пристальнее. – Хотя… Такое впечатление, что где-то и видел
мельком…
