При проезде по городу товарищ Хоменко особых неудобств не
причинял – разве что время от времени высовывался в открытое окно, выкрикивая
политически грамотные лозунги, отдавая честь постовым на перекрестках, окликая
женщин. То еще позорище, если честно – но Мазур, усевшись так, чтобы его не
было видно из-за борта, стоически терпел, стараясь не встречаться взглядом со
своими ребятами. Пару раз длинный черный лимузин резко тормозил, явно по
команде высокого гостя, и тот, высунувшись наружу, принимался во всю глотку
кликать «Кирюшу» – и всякий раз тем, в посольской машине, удавалось утихомирить
персону и втянуть ее назад. Потом окно подняли – должно быть, винцо все же
побороло добра молодца, и он улегся почивать.
Следующие часа полтора прошли спокойно во всех смыслах:
колонна катила то по асфальтированным дорогам, то по пыльным колеям, и никто ее
ни разу не потревожил огнем, чего, впрочем, и следовало ожидать – места
относительно спокойные, вплотную примыкающие к территориям Джараба, а у
Джараба, как уже говорилось, было одно ценное качество: он не дружил с властью,
но и не пакостил, так что приходившие из-за кордона диверсанты обходили его
земли десятой дорогой.
Мазур временами сверялся с картой – но в маршрут не
вмешивался, полностью положившись на сидевшего в головной «коробке» Ганима,
который эти места прекрасно знал.
Лимузин вдруг затормозил, качнувшись на рессорах. Стряхнув
оцепенение, Мазур быстренько выпрыгнул, махнул своим, и они посыпались из
кузова, оцепляя остановившуюся колонну.
Причина выяснилась тут же: товарищ Хоменко, пошатываясь,
выбрался из машины, оперся на заднее крыло и непринужденно принялся справлять
на колесо малую нужду. Посол стоял рядом, на случай, если вдруг зачем-то
понадобится. Из переднего бронетранспортера смотрели черноберетники – с
каменными физиономиями восточных людей, привыкших, что гостю позволяется все. Мазур
уставился себе под ноги, ежась от стыда. Хорошо еще, Лейла не покидала своего
броника – но не слепая же она, и не глухая, в самом-то деле…
В городок, где планировали остановиться на ночлег, въехали
на закате, когда зной спал и повсюду протянулись длинные тени. Кривые улочки
были совершенно безлюдны, Мазур представления не имел, в порядке вещей это, или
наоборот – и по-прежнему равнялся на Ганима, майор стоял, держась за борт,
возле спаренного пулемета, не проявляя пока что никаких признаков тревоги.
Улочки стали пошире, дома – побольше и побогаче, впереди
показалась площадь, завершавшаяся зданием официального вида, трехэтажным
кирпичным зданием определенно британской постройки, и над входом лениво повис в
безветрии флаг республики…
А на балконе второго этажа, совсем рядом с флагштоком,
смирнехонько висел человек со связанными за спиной руками и головой набок.
Мазур плавным движением взял с металлического сиденья
автомат. Он ничего еще не понимал толком, но знал одно: это чересчур даже для
революционного захолустья, где борьба с контрреволюцией иногда предстает в
вовсе уж неприкрытой прямоте. Как-никак присутственное место, по советским
меркам – то ли горсовет, то ли горком…
Потом он услышал резкую команду Ганима – и черноберетники
высыпали из кузова, укрылись за броней, направив стволы в сторону площади. И,
уже не колеблясь, отдал приказ своим ребятам. Они в секунду соскочили с брони,
прикрыли лимузин.
Мазур задрал голову. Висельник был в форме, с шевроном
«львов революции» на рукаве. Физиономия у него… Ну да что тут говорить, одно
слово – висельник…
Только теперь он обратил внимание, что флаг над входом –
вовсе не эль-бахлакский. Зелено-красный штандарт с золотым, раздвоенным на
конце клинком и арабской надписью. «Зульфикар, меч пророка, – пронеслось у
него в голове. – Знамя Джараб-паши… Что такое? Война началась, пока мы
ехали? Хреново…»
Рядом оказалась Лейла с браунингом наголо. Вид у нее был до
ужаса воинственный.
– Что-то неладно, – тихонько сказала она.
– Ценное наблюдение, – поморщился Мазур. – Паша,
Бульдозер! Посмотрите там, осторожненько!
Он кивнул в сторону входа, и оба поименованных, пригибаясь,
прикрывая друг друга, кинулись внутрь.
– Ух ты! – рявкнул товарищ Хоменко, выбираясь из
лимузина с автоматом наперевес. – Определенно, Кирюша, контрреволюция!
Счас мы ее разъясним… Р-рота, стройся!
Он благоухал свежайшим алкоголем – очевидно, дреманув чуток
в машине, принялся, проснувшись, в темпе наверстывать. У Мазура даже не было
времени сердиться. Он просто сделал шаг вперед и сказал бледному послу:
– Убери этого мудака на хер! Кому сказал, мать твою?
Посол, на котором лица не было, с помощью державшегося уже
не так буйно партийного журналиста принялся запихивать высокого гостя в машину,
а тот старательно выдирался, выкрикивая команды, грозно потрясая автоматом и
явно намереваясь поразить в одиночку всю местную контрреволюцию. Уже не обращая
на него внимания, Мазур подбежал к Ганиму.
Майор, опустив автомат, напряженно смотрел в сторону
площади. Проследив за его взглядом, Мазур увидел, что на всех трех ведущих к
площади улочках появились вооруженные люди, и их было, пожалуй что, многовато.
Всадники и пешие. Двигаясь ничуть не суетливо, спокойно, с видом хозяев
положения, они достигли площади и остановились, не делая попыток на нее выйти.
Стояли, держа наизготовку автоматы и длинные британские винтовки. Для автомата
пока что далековато, а вот чертовы «ли-энфилды», хотя и старомодные, прицельно
бьют на пару километров.
– Командир! – сказал сзади Бульдозер. – Внутри
полный бардак. Все разбросано, как после махновцев… Но жмуриков нет. Похоже,
оттуда попросту драпанули. Пулевых отметин нигде нет, там, внутри, не
хлестались…
Пришла пора командовать – не такая уж почетная функция, как
может показаться… Мазур набрал побольше воздуха в грудь и рявкнул:
– Внимание! Отступить в здание в полном порядке! Пулемет
прикрывает!
Мимо него протащили внутрь вырывавшегося товарища Хоменко.
– Майор! – крикнул Мазур непререкаемым тоном. – В
здание!
Ганим повиновался. Они заняли позицию на первом этаже,
примостили оружие на подоконнике. Мышеловка захлопнулась, поздравил себя Мазур
с констатацией этого нехитрого факта. Хрен отсюда прорвешься, располагая столь
убогими силами – а на подступах к площади скопилось уже не менее полусотни
вооруженных людей, державшихся пока что индифферентно…
Мазур оглянулся в ту сторону, где радист Ганима, присев на
корточки, с безнадежным видом кричал что-то в микрофон. Обменявшись с ним парой
фраз, Ганим шепнул Мазуру:
– Бесполезно. Сплошные помехи. Глушилка направленного
действия.
– У Джараба что, такие есть?
– У него много чего есть,– сказал Ганим с видом удрученным,
но не сломленным. – Будем драться, товарищ Мазур?
– С кем?
