Мазур посмотрел на ветреную супругу так, словно видел впервые.
Ему было мерзко и больно – еще и оттого, что она ничуть не походила на
испуганную, сконфуженную, пристыженную изменницу. Даже сейчас она была спокойна
и чертовски хороша – растрепанная, раскрасневшаяся. Она выглядела невозмутимой.
Улыбнулась почти непринужденно, приподнялась, полулежа,
опершись на локоть, спросила:
– Кажется, будет семейная сцена?
– Ну ты и… – только и выговорил Мазур.
Оба близнеца стояли смирнехонько, старательно прикрываясь
ладонями, улыбались искательно, жалко, в надежде на то, что кошмар рассеется и
все каким-то чудом вернется в прежнее состояние…
Аня прищурилась:
– Ну, и дальше? Определись сначала, а? Что именно тебе не
нравится – что я тебе изменила, что меня черномазые драли, что их целых двое?
Или по всем пунктам сразу виноватая я?
Мазур, что-то глухо рыкнув, залепил ей смачную пощечину.
– Бог ты мой, какие пошлости… – сверкнула она глазами,
потрогала щеку, отодвинувшись к дальнему краю дивана. – Бить будешь?
– Надо бы, – сказал Мазур, немного присмирев. –
Ох, надо бы…
Серьезно? – она смотрела упрямо, строптиво. – А за
что, интересно бы знать? За то, что я на стены лезла, пока ты где-то
геройствовал? Ты меня еще будешь бить, импотент хренов? Иди и геройствуй
дальше, пока не надоест. А я поживу хоть немножко так, как мне нравится, пока
совсем не состарилась. Милый мой герой, женщине нужно трахаться. Коли уж она
молодая, здоровая и нормальная, а вместо мужа у нее герой невидимого фронта,
урод законченный, арбуз с засохшим кончиком… Знаешь, чем эти орангутанги от
тебя отличаются? Да тем, что они – настоящие мужики, кобели высшей марки. Ну
да, они из меня сделали законченную шлюху, но это, оказалось, очень даже
приятно – побыть законченной шлюхой со здоровыми арабскими жеребцами… Знал бы
ты, как они меня драли куда только можно, я и не знала, что бывают такие
выкрутасы… Будет что дома рассказать подружкам. Ценным опытом поделиться. Если
будешь умницей, я тебе, может, и расскажу подробно, чему меня тут научили –
авось попробуешь потом что-нибудь неумело повторить… – она говорила спокойно, с
подначкой, с легкой улыбкой. – Восточная сказка, честное слово. Нужно
будет еще крепко подумать, подпускать тебя теперь к себе, или нет. Так, как они
меня драли, ты вряд ли продерешь – она улыбалась, села на постели, приложила
руки к вискам, пошевелила растопыренными пальцами, – и рогов у тебя
теперь, что у дюжины северных оленей, после таких мужиков тебя, недотепу..
Все произошло в секунду, словно бы без участия его
собственного тела и рассудка. Некая неведомая сила вырвала руку из кармана,
чуточку отягощенную привычным ощущением уютно лежащего в ладони револьвера…
Только когда она завалилась на вишнево-белое смятое
покрывало, замерла с угасающими глазами и совсем несерьезной на вид дырочкой в
аккурат над переносицей, когда на два голоса страшно заорали голые близнецы, и
один упал на колени, словно отталкивая обеими руками что-то невидимое, когда
генерал Асади рывком дернул вниз его руку и вытянул револьвер из вялых пальцев,
Мазур понял, что натворил, сообразил, что все произошло на самом деле, что
выстрел был, что в комнате стоит острый, тухлый запах пороховой гари, а его
жена мертвая, потому что он ее только что застрелил.
И подумал с удивительной четкостью мысли, что вся его жизнь
и будущее накрылись медным тазом. Все разлетелось к чертовой матери. Сколько
именно ему дадут, уже совершенно неважно – такие детали, в общем, несущественны
на фоне главного. А главное – все рухнуло, все кончено. Из-за этой вот шлюхи.
Крепкие пальцы сжали его локоть и подтолкнули к двери. Асади,
не встречая ни малейшего сопротивления, вывел его в коридор, направляя как
слепого, провел к соседней двери и затолкнул в комнату, похожую на кабинет:
строгий стол с разбросанными бумагами, сейф, стеллажи с папками, парадный
портрет Касема на стене. Усадил за стол, поставил перед Мазуром высокий синий
стакан и шумно наполнил его до половины из неведомо где прихваченной бутылки:
– Выпейте, Кирилл. У них тут хорошие виски, знают толк…
Следом вошел автоматчик, остановился у двери. Генерал сжал
пальцы Мазура вокруг стакана, оторвал его запястье от стола. Стакан оказался у
самых губ, и Мазур волей-неволей выпил все до дна, как водичку. Ни лучше, ни
хуже от этого вроде бы не стало – но понемногу по всему телу расплылось и
поднялось в мозг легкое, блаженное отупение.
– Успокойтесь, Кирилл, – мягко сказал Асади. –
Если рассудить трезво, ничего страшного не произошло. Печально, конечно… Но что
поделать? Простите великодушно, она была плохой женой, недостойной такого
храбреца и исправного солдата, как вы – но вы еще так молоды, у вас все
впереди…
– Вы полагаете? – горько усмехнулся Мазур, ссутулившись
за чужим столом.
– Ну, не надо так мрачно смотреть на вещи… Не стоит жалеть о
такой шлюхе. Она этого не заслуживает. У вас еще столько хорошего впереди…
– Ничерта у меня впереди.
– Да с чего вы взяли? – картинно пожал плечами генерал
Асади. – А! Вам, быть может, отчего-то пришло в голову, что это вы ее
убили, и теперь неприятностей не оберешься? Кирилл, друг мой, ну с чего вы
решили, что это вы?
Мазур оторопело вскинул на него глаза. В его душе вспыхнуло
что-то похожее на уверенность и надежду. Склонившись над ним, положив руку на
плечо, Асади заговорил размеренно, веско, серьезно:
– Мы не в Советском Союзе, Кирилл, не забывайте. При всей
моей любви и уважении к Советскому Союзу признаюсь вам по совести, что кое-что
мне в вас все же не нравится. Вы у себя поддались многовековому давлению
европейской цивилизации, отказались от многих старых традиций, вполне
естественных и простительных в глазах араба, пусть даже этот араб – генерал
революции, борец с феодальными пережитками и верный друг Советского Союза… Здесь,
несмотря на все бурные перемены и реформы, многие не увидят ничего зазорного в
том, что муж поступил с распутной женой, как подобает мужчине и солдату. Короче
говоря, никого вы не убивали. Понятно вам? Я не видел, чтобы вы кого-то
убивали. Мои парни не видели тоже, клянусь честью. Они верные, преданные люди,
уважают вас как храброго солдата и друга революции… Ничего не было. Я все
устрою. Можете на меня положиться. Что до этих… — он брезгливо
поморщился. – Я бы на вашем месте о них больше не думал. Их, собственно,
уже и нет на свете – одна видимость… Вы меня понимаете, Кирилл?
Мазур поднял голову, посмотрел на него благодарно. И даже
попробовал улыбнуться – но не получилось.
– Все здесь – ваши друзья, – сказал Асади, властно и
устало. – Запомните это. Настоящие друзья. Ничего не было. Ничего.
Отдохните пока, я все улажу…
Он повернулся и быстро вышел. Мазур, почти не думая, налил
себе еще. Автоматчик у двери дружелюбно ему осклабился, закивал, нараспев
произнес несколько фраз по-арабски – успокоительно, утешительно…
