– Да.
Адашев упрямо на него не смотрел:
– Вот именно, страна пребывания непростая… Постоянные
вражеские вылазки – диверсанты, контрреволюционная эмиграция… Вот сегодня хотя
бы взять… Возле порта расстреляли нашу машину в упор, из трех автоматов.
Генерал-майор Кумышев погиб, и с ним Сережа Марченко… Вы их знали? Кумышева
хотя бы?
– Нет, – сказал Мазур.
– А мы были приятели… Неплохой мужик… – он подошел
поближе. – Кирилл Степанович, такое дело… Чуть ли не в центре случилась
еще одна вражеская вылазка, патруль примчался на стрельбу, нашел машину,
изрешеченную… Убили наповал двух местных товарищей из военного министерства… и
вот ведь как… там была ваша жена, она их знала, на экскурсии по городу ездила…
Кирилл Степанович, вы, главное, крепитесь… Я имею в виду, ее тоже… убили…
Почему-то Мазуру хотелось смеяться – долго, громко,
нескончаемо, пусть и невесело. Он с трудом справился с собой, сел за стол,
отвернувшись от собеседника, а тот стоял над душой, гундя что-то сочувственное,
и избавиться от него не было никакой возможности:
– Кирилл Степанович, вы, главное, держитесь… Ну, такие дела…
Сплошной передний край… Так обернулось… Мерзавцы, твари, каленым железом…
Пулевое ранение в голову, понимаете… Одна-единственная пуля, не повезло, тех
двоих изрешетило… Может, вам водочки принести?
– Не надо, – сказал Мазур.
Слышно было как в гостиной Лаврик орет:
– Вышло так оно само —
спал с Кристиной Профьюмо,
а майор, товарищ Пронин,
ночью спрятался в трюмо…
– Кирилл Степанович, вы, главное, крепитесь…
«Только бы руку на плечо не положил отечески, – подумал
Мазур отрешенно. – Ведь вырвет меня тогда…»
– Кирилл Степанович, я вас прошу, соберитесь… Конечно, такое
горе, я понимаю… Мы в отчаянном положении. Вы ведь еще не знаете, что беда… Два
часа назад рвануло в порту..
– Я был в городе, – сказал Мазур, не меняя позы. –
Вроде бы и слышал что-то вроде далекого взрыва, но внимания не обратил – тут
можно ждать чего угодно…
Эсминец «Громкий». Прямо на рейде базы. Корабль остался на
плаву, отбуксирован к берегу, погибших нет, но четверо – тяжелые. Судя по
почерку, «котики». Это Ван Клеен, никаких сомнений. Короче говоря, Москва
только что дала санкцию на адекватку. Решение, между нами говоря, было принято
давно, но сейчас наверху его окончательно утвердили и дали директиву на
исполнение… Соберитесь, я вас прошу. Вы в состоянии говорить с Первым? Мертвым
уже ничем не поможешь, мы с вами советские офицеры, и наш долг – выполнять
приказ партии и правительства…
Мазур встал. Чтобы прекратить этот разговор, убраться
подальше отсюда, он сейчас полез бы к черту на рога.
– Пойдемте, – сказал он.
– А вы, простите, в состоянии…
– Готов, – сказал Мазур.
Адмирал обрадованно засеменил впереди него в гостиную.
Лаврик, казалось, вовсе и не замечает их ухода. Уставясь в угол, он заунывно
тянул:
– Как по зорьке утренней, вот так ай-люли,
Коленьку Ежова шлепать повели.
А он все выдирался, кричал, мол, не троцкист,
только был суровым товарищ мой чекист…
Часть третья. …С дымами в вышине
Глава 1
Визит вежливости
Путешествие из Аравийского полуострова в Африку они, как
любой понимающий человек на их месте, предприняли в самом узком месте пролива –
так что плыть пришлось тридцать с лишним миль, не более того. Разумеется, под
водой, на приличной глубине. Пролив днем и ночью прямо-таки кишел кораблями, в
том числе и своими – но, право же, нет никакой разницы, врежешься ты в
подводную часть супостата или насквозь родного судна…
Оценить по достоинству экзотический для этих мест подводный
аппарат могли только рыбы, по своей безмозглости вовсе на это не способные.
Правда, у рыб было одно ценнейшее качество: они и настучать не могли.
Одним словом, аппарат приближался к месту своего назначения,
не замеченный ни единым посторонним существом, обладавшим бы интеллектом.
Подводные жители, интеллектом не обладавшие, попросту на всякий случай
торопились убраться с дороги, не зная, чего следует ожидать от этой
десятиметровой штуки, больше всего похожей на старомодный самолетик, только
гораздо более округлый, пузатый, с открытой кабиной, где торчали в три ряда
шесть голов, обтянутых черным, в масках, с загубниками во рту.
Когда управляющий «Тритоном» Викинг, убедившись, что они
прибыли на место, и после обмена соответствующими жестами с Мазуром получивший
от того разрешение лечь на грунт, проделал соответствующие манипуляции и
аппарат опустился на каменистое дно, улегся там почти без крена, все испытали
нешуточное облегчение. Обернувшись, Мазур с непонятной профану радостью
смотрел, как три троса с продолговатыми контейнерами опускаются за корму,
замирают на грунте…
Хотелось смахнуть пот со лба, хотя в гидрокостюме этого
никак не проделаешь. Что называется, обошлось. А ведь не раз случалось, что
тросы наматывались на винт, а то и опутывали шею кому-нибудь из пассажиров.
Далеко не в первый раз Мазур позволил себе крамольные мысли
по поводу высокого начальства – приправленные к тому же изрядной порцией сугубо
морской лексики.
Лет двадцать пять уже весь остальной мир строил сверхмалые
подводные лодки для диверсантов, отличавшиеся от «нормальных» исключительно
размерами. Обычные субмарины, только маленькие. В них модно было путешествовать
со всем мыслимым комфортом, без загубника во рту, без баллонов на спине, в
сухой одежде. Но у советских, как давно подчеркивалось, собственная гордость.
Советские «Тритоны» были открытыми, профессионально выражаясь, «мокрыми» –
этакие подводные мотоциклы, по сути, корыта с мотором. Давно уже ходили весьма
похожие на правду слухи, что все отмеченные наградами и премиями за разработку
новой техники (в том числе начальник военно-морской разведки) получили свои
регалии, как письменно сформулировано, «за внедрение спецтехники, не имеющей
аналогов в мировой практике». Формально это была святая правда – никто в мире и
в самом деле не собирался клепать подобные сооружения, где аквалангисту было
примерно так де комфортно, как пилотам первых самолетов из фанеры и проволоки.
Мазур слышал в Главном штабе краем уха, что какой-то ленинградский «ящик» стал
разрабатывать сверхмалую «сухую» лодку, но ведь прекрасно известно, сколько у
нас времени пролетит меж разработкой и внедрением.
Отогнав эти недостойные советского человека мысли и эмоции,
он оттолкнулся руками от поручней, взмыл над «Тритоном» и жестами отдал приказ.
Контейнеры отцепили, и шестерка, паря невысоко над дном, выстроилась в походный
порядок. А вскоре двинулась к берегу, привычно буксируя контейнеры. Согласно
заранее полученному приказу, Пеший-Леший бдительно присматривал за
Вундеркиндом, вновь оказавшимся в невыгодной для себя и обременительной для других
роли слабого звена. Но ничего тут не поделаешь, попала собака в колесо – пищи,
да беги. От Мазура в данном случае ничего не зависело, с его желаниями не
считались – вместо чистой диверсионки начальство вновь крутило какие-то
комбинации в стиле плаща и кинжала…
