— Тихо! Это бог войны, — шепнул мне муж, вскакивая и почтительно опускаясь на одно колено. — Приветствую тебя, Рицесиус!
— Ладно! — замахал мечом, как дирижерской палочкой, актер погорелого театра. — Тут все вроде как свои. Кроме некоторых, но если они будут против, то перейдут в разряд чужих! И обращаться мы с ними будем по законам военного времени!
— К стенке поставим? — вспомнила я революционные фильмы.
— Шлепнем! — закивал бог, вкладывая меч в ножны.
— Угу. Ремнем по заднице? — А что такого? Должна же я уточнить условия пребывания у стенки. Вдруг там лучше, чем здесь?
— По голове! — погрозил мне Рицесиус бронированным пальцем. Да! А я прям вся испугалась! Это у местных с богом личные отношения, а у меня с ним — общественные!
— Что доброго нам скажешь, сударь хороший? — Я на колени, в отличие от присутствующих господ, падать поленилась, но так и быть, одарила бога легким поклоном. Вроде как «уважаю, но не раболепствую».
— Осада замка Лайе — дело рук бывшего заключенного, господина Гайно, — обрадовал нас Рицесиус «веселыми» известиями. — Этот прощелыга, — скривился бог, — вышел из одного знатного и древнего рода, в котором по наследству передавалось особое Слово. Но использовать его можно только по очень важному делу. Ума не приложу, — негромко присовокупил рассказчик, — где этот придурок горгулий нашел? Они ж пятьсот зим как повымерли?
Я невольно хихикнула:
— А придуркам везет! Они ж при дурках, а там такой склад инфы!
Бог не разделял моего энтузиазма:
— А вот умным — нет! Я забираю вас двоих по одному неотложному делу. Возражения не принимаются!
Бессовестно проигнорировав мое громкое восклицание: «А претензии?» — Бог небрежно взмахнул рукой, и мы очутились в странном месте, я и Кондрад. Что-то вроде мрачных подземелий какого-то замка. По углам тускло горели масляные светильники, воздух помещения был тяжелым и затхлым.
Бог разросся и теперь возвышался над нами горой громыхающего железа. Мы стояли перед ним, будто мыши у подножия сочащегося лавой вулкана или как два кролика перед большим удавом, злым и голодным.
Впрочем, меня его божественные фокусы не проняли. Хотелось посоветовать обратиться в пункт сдачи металлолома или в… гальванический цех. Для приведения в презентабельный вид своих пожеванных доспехов. Но я благоразумно промолчала, совершив маленький подвиг во имя семейного счастья! И сейчас тихо этим гордилась. Кстати, мужа театрализованное представление тоже не впечатлило. Привык, наверное.
— Помнишь ли Кондрад, Черный Властелин, о данном тобой обещании?
— Помню, — спокойно сказал Кондрад не моргнув глазом. Поклонился и твердо спросил: — Кого я должен убить?
— Ты? — фыркнул бог. Выдержал обязательную паузу и злорадно ответил: — Никого!
— А за… — начал Кондрад.
— Мне нужна твоя жена, — указал пальцем вояка недоделанный на мою скромную персону. («Блин, опять я и опять крайняя! Да что ж этим божкам, кочергой по голове присандаленным, так неймется! Скипидаром им одно место помазали, что ли?! Или на меня в прошлом году специальными духами с гормонами для божков побрызгали и они теперь липнут, как на мухи на… на мед?») — Хочу забрать ее для одного дела. Важного! На небо.
Э-э-э! Мы так не договаривались! Но стоически молчу, чтобы хуже не сделать. Я потом все скажу… при случае. И покажу. На трех пальцах. Или для разнообразия удариться в минимализм и использовать только один?
Кондрад крепко прижал меня спиной к своей груди, словно пытаясь облапить всю, закрыть руками и плечами. Стремясь поглотить, чтобы сделать незаметной.
— Она… — У Кондрада во рту явно пересохло, потому что голос ему плохо повиновался. Он нервно повел головой. — Илона умрет?
— А это уж как повезет! — хмыкнул Рицесиус.
Кому? Кому повезет? Ему или мне? Мне уже повезло. С мужем. Он из другого времени, сейчас таких не делают! И как девушка скромная, большего не прошу и от остальных подарков отказываюсь в пользу голодающих африкан… ой! то есть богов. Но по-партизански молчу. Мой подвиг уже становится эпохальным!
— Я могу ее заменить? — произнес Кондрад, опуская голову и касаясь губами моей скулы.
Ты что сказал, малахольный? На фига вообще соглашаться? Нужно было упомянуть: обещание дано под давлением и поэтому имеет смягчающие обстоятельства! И обстоятельства могут вступить в силу не раньше чем лет через сто! Или двести! Но молчу. Скоро войду в народный эпос!
Бог смерти проигнорировал вопрос, сложив руки на груди, и разглядывал нас обоих весьма недобрым и хмурым взглядом. Особое внимание уделил мне. Видимо, я слишком резво подпрыгивала от негодования и слишком громко скрежетала зубами от предложенной чести. Под его пристальным взором плотину моего красноречия наконец прорвало. И…
— Дедуль… — скромно заметила одна молодая персона. Бог скривился. Исправилась: — Олдер… — Рицесиус напрягся. Он что, моложе?! Или хочет казаться? Ладно, я и на уступки пойти могу!
— Многоуважаемый! Драгоценный! Всемирнопочитаемый! Милостивый! Справедливый! — пафосно изрыгала я, а бог довольно качал головой, экипированной в кастрюлю с ручками. Модерново!
— Незабвенный! — понесло меня. Рицесиус насторожился.
Пока я не договорилась до еще чего-нибудь, Кондрад начал незаметно оттеснять меня себе за спину. Но я не далась!
— Незабываемый! — поправилась и заслужила одобрительный кивок кастрюлей. Ну вот, подмазала! Можно приступать к главному!
— Я, конечно, понимаю, что время от времени всех тянет на экзотику, приключений там хочется, вилку получить куда-нить… для остроты игровых впечатлений… Но скажи мне, о лузер из лузеров, положа руку на сердце, а вторую на печень: зафигом вам именно я? С валькириями на небесах напряженка или гурий недочет образовался?
Кондрад удвоил усилия.
А новобрачная тем временем, уворачиваясь от сильных рук мужа, обещала небесному тирану:
— Попалишься ведь… Я ж вам такую райскую жизнь устрою, такого отчебучу, что ваши от меня из рая в ад сбегут все поголовно! Строем! Я ж «FEAR-З» за три с половиной часа прошла! И ни разу не умерла от гранаты! Я ж в своем деле профессионал. Ты подумай!
— Посмотрим, — все так же хмуро пялился хмырь в железных обносках.
Я пригляделась повнимательней. Что-то знакомое было в повороте головы, манере выговаривать букву «р» и некоторые гласные.
— И еще, — вытащила из-за спины и показала разодранную в клочья фату (я, психуя, рвала, пока их диалог молча слушала). — У меня нервы! А от нервов я петь начинаю…
При слове «петь» страдальчески поморщились оба. Я не поняла?! А когда этот… кастрюльно-металлизированный мой концерт успел послушать и проникнуться?
Муж рванул вперед.
— Рицесиус… — начал Кондрад, падая на колено и склоняя голову.
