— Извиняюсь, мэм, можно вас на пару слов?
Мама жалобно посмотрела на папу, вынула из-под кушетки свои шикарные выходные туфли, надела их и, горестно вздохнув, встала.
— Вот тебе и синица в руках! — сказал, улыбаясь, папа. Только уже став совсем взрослыми, дети сумели понять, что он имел в виду.
Мама вышла в коридор, который среди домашних гордо именовался «холлом» и в котором, помимо вешалки для зонтов и слегка заплесневелой от сырости картины «Повелитель Глена», из соображений контрастности упакованной в позолоченную раму, ее глазам предстала краснолицая и явно разгневанная кухарка, наспех перевязанная чистым передником поверх грязного — того, в котором она готовила доставивших всем столько удовольствия цыплят. Она столбом стояла посреди коридора, и с каждой минутой ее лицо все больше наливалось краской, а огромные заскорузлые пальцы все яростнее теребили край передника. В конце концов она отрывисто произнесла:
— Извиняюсь, мэм, но я хочу получить расчет.
Мама обессиленно прислонилась спиной к вешалке. Детям было видно в приоткрытую дверь, что она заметно побледнела — да и было отчего! Мама всегда была очень добра с кухаркой и не далее, как позавчера, позволила ей взять выходной. Понятно, что со стороны кухарки было большим свинством ни с того ни с сего взять и попросить расчет, да еще в воскресенье.
— Но в чем же, собственно, дело? — спросила мама.
— Это все ваши пострелята, — сказала кухарка, и дети, которые почему-то с самого начала знали, что речь пойдет именно о них, покорно приняли виноватый вид. На самом деле, они как будто не делали ничего из ряда вон выходящего — так, обычные мелкие шалости, — но вы же знаете, что кухарки сердятся по самому ничтожному поводу, а иногда и вовсе без него.
— Я говорю, ваши пострелята, — продолжала кухарка, — опять принялись за свое. Уляпали грязью весь ковер! Новый ковер в детской, говорю вам. Уляпали с обеих сторон, да грязь-то такая желтая, жирная — бр-р! Где они только такую откопали, ума не приложу. Как хотите, а я не буду мараться в этой гадости, да еще в воскресенье. Ох, не по мне это место, ох, не по душе мне все это! Честно говорю вам, мэм, если бы не эти неслухи, то ваш дом всем бы был хорош. И уж как уходить-то мне неохота, да знать не судьба…
— Поверьте, мне очень жаль, — успокаивающим тоном сказала мама. — Я обязательно поговорю с детьми. А вы пока обдумайте все хорошенько, и уж если действительно захотите уйти, то скажите мне завтра.
На следующий день кухарка немного успокоилась и сказала, что, пожалуй, задержится еще на пару недель, а там видно будет.
Но перед тем мама и папа произели тщательное расследование всей этой истории с ковром. Джейн по-честному пыталась объяснить, что грязь пристала к ковру, когда он лежал на дне заграничной башни, но ее слова были встречены так холодно, что остальные дети ограничились лишь многочисленными извинениями и заверениями, что больше никогда не будут так делать. Это им мало помогло: папа сказал (и мама поддержала его — не потому, что ей этого хотелось, а просто мамы всегда и во всем поддерживают пап), что детям, которые пачкают грязью ковры, а вместо объяснения рассказывают всякие байки — это он имел в виду чистосердечное признание Джейн, — вообще не полагается иметь таких дорогих вещей, и потому он забирает у них ковер на целую неделю.
После этого ковер был начисто выметен (в том числе и чайными листьями, что немного утешило Антею), свернут и заперт в шкафу на чердаке. Ключ от шкафа папа положил себе в карман.
— До субботы! — напомнил он.
— Ну, ничего! — сказала Антея, когда дети остались одни. — У нас еще остался Феникс.
Но, как выяснилось, она ошибалась. Феникс куда-то запропастился, и в один миг сверкающий мир волшебных приключений померк и уступил место удручающей ноябрьской сырости и обыденности камдентаунской жизни. Посреди детской теперь неприглядно красовались обрамленные лохмотьями старого линолеума голые доски, и на их желтой поверхности по вечерам отчетливо выделялись тараканы, которые, как обычно, были исполнены намерения завязать знакомство с детьми. Но дети, как обычно, оставались при своем мнении.
Так что остаток воскресенья дети провели в унынии, которое не смог рассеять даже сладкий творог со взбитыми сливками, поданный на ужин в чаше из дрезденского фарфора. На следующий день Ягненку стало хуже, и родители, опасаясь, как бы его кашель и впрямь не оказался коклюшным, послали за доктором. В полдень его коляска остановилась у дверей дома.
Каждый из детей старался мужественно переносить жизненные невзгоды, обостренные сознанием того, что волшебный ковер заперт на чердаке, а Феникс вообще обретается неизвестно где. Правда, последнего не переставали искать по всему дому.
— Феникс — это птица слова, — повторяла Антея. — Он ни за что не бросит нас. Вы же знаете, что ему пришлось совершить ужасно изнурительный перелет от того места, где мы были за границей, до окрестностей Рочестера — и обратно. Наверняка, бедняжка вымотался до последней степени и теперь отдыхает где-нибудь в укромном месте. Я уверена, что он нас не подведет.
Остальные пытались уверить себя в том же самом, но у них почему-то это плохо получалось.
Естественно, что никто из них теперь не испытывал добрых чувств по отношению к кухарке, поднявшей скандал из-за нескольких малюсеньких пятнышек заграничной грязи — скандал, закончившийся тем, что у них отобрали ковер.
— Ну почему она не сказала сначала нам? — жаловалась Джейн. — Мы с Пантерой в одну секунду промели бы ковер чайными листьями.
— Потому что она сварливая ведьма! — сказал Роберт.
— А я вообще не хочу говорить о ней, — надменно сказала Антея, — потому что тогда мне придется сказать, что она скандалистка, лгунья и доносчица!
— Не будет преувеличением сказать, что она самая настоящая клуша и противная сизоносая Боцуосиха впридачу, — сказал Сирил, недавно прочитавший книжку с названием «Огненные глаза» и намеревавшийся выражаться исключительно как Тони (правда, осуществлению этого намерения изрядно мешало то, что Роберт не читал «Огненных глаз» и не мог отвечать ему как Пол).
Остальные дети согласились, что, если даже кухарка и не совсем похожа на сизоносую Боцуосиху, то, все равно, лучше бы ей вовсе не рождаться на свет.
При всем при том я заверяю вас, что маленькие неприятности, которые случались на продолжении всей последующей недели и которые так досаждали кухарке, вовсе не были намеренно подстроены детьми, хотя, с другой стороны, они бы никогда не случились, не будь они на нее в обиде.
Вот вам одна из загадок нашей жизни. Разгадайте ее, если сумеете.
А вот список маленьких неприятностей, случившихся за последующую неделю:
Воскресенье. — Ковер в детской с обеих сторон испачкан грязью.
Понедельник. — Антея поставила на плиту кастрюльку с лакрицей и анисовыми семечками. Она полагала, что это поможет Ягненку от кашля, но заигралась с детьми, и в результате у кастрюльки выгорело дно. Это была очень красивая кастрюлька с белой полосой по краю. В ней кипятили детское молоко.
