— Джентльмены! — начал любезный джентльмен с бородой. — Сегодняшнее наше собрание…
— А почему нет никаких благовоний? — обиженно осведомился Феникс?
Это замечание вызвало торопливую дискуссию среди устроителей празднества, и через несколько минут из кухни были принесены жаровни, на которые тут же в избытке насыпали селитры, сургуча и табака. Все это было обильно сдобрено какой-то пахучей жидкостью из плоской бутылки и подожжено. Благовоние вышло так себе — да и откуда было взяться в «Фениксе» настоящим благовониям? — но горело оно достаточно энергично, а дымило, пожалуй, даже чересчур.
— Сегодняшнее наше собрание, — продолжал джентльмен с бородой, — вызвано событием, не имеющим прецедентов в истории нашей компании. Наш многоуважаемый Феникс…
— Верховное божество, — ворчливо напомнил Феникс.
— Как раз это я и хотел сказать. Наш уважаемый Феникс, верховное божество этого заведения, наконец-то удостоил нас чести лицезреть себя. Думаю, джентльмены, что я выражу общее мнение, если скажу, что мы ничуть не преуменьшаем значение этого события и готовы единодушно приветствовать героя, которого уже давно желали видеть в своих рядах.
Несколько молодых клерков хотели было закричать парламентское «Слушайте, слушайте!», но в последний момент воздержались, решив, что золотая птица может воспринять это как признак неуважения.
— Я не буду отнимать ваше время, — продолжал выступающий, — перечислением преимуществ, какими обладает наша система страхования от пожаров. Все мы знаем, джентльмены, что высшей целью нашей компании было и всегда будет самоотверженное служение обществу, примером которому служит достопочтенная птица, являющаяся нашей эмблемой и в данный момент озаряющая своим присутствием каминную доску в этом зале. Итак, джентльмены, трехкратное «ура» в честь пернатого верховного божества нашей компании!
Когда отгремело оглушительное «ура», Феникса попросили сказать несколько слов.
В нескольких изящных фразах золотая птица выразила свое удоветворение по поводу торжества.
— Надеюсь, — закончила она, — что я не покажусь вам тщеславной и жадной до почестей сверх тех, что уже были оказаны мне во время вашего сердечного приема, но было бы весьма желательно, чтобы в заключение прозвучала подобающая данному случаю ода или исполнена хоровая песня. Видите ли, меня везде и всегда встречали подобным образом…
Четверо детей, и без того онемевших от невероятности всего происходящего, не без трепета взглянули на белую пену лиц, волнующуюся над черным морем сюртуков. Им показалось, что на этот раз Феникс и впрямь зашел чересчур далеко.
— Время поджимает! — торопил Феникс. — Оставим в покое заклинание вызова — оно слишком длинное и, ввиду его древнегреческой природы, неудобопроизносимое. К тому же, какой толк вызывать меня, если я уже и без того с вами? Но, может быть, у вас есть какая-нибудь песенка, которую вы поете в особо торжественных случаях?
Бородатый менеджер наморщил лоб и с видом величайшего воодушевления начал петь. Постепенно к нему присоединились остальные.
Быстро и надежно!
Выгодно и дешево!
Лучше страхования
В жизни не найти.
Горелое имущество —
Ваше премущество,
Если удосужитесь
К нам сперва зайти…
— Как раз эта песенка мне не нравится, — вмешался Феникс. — К тому же, мне кажется, что вы ее наполовину позабыли.
Менеджер поспешно начал другую песню:
О, златоглавый Феникс, свет
Вкушает мед твоих побед,
И наши славные дела —
Лишь перья с твоего крыла!
— Так-то лучше! — сказала птица.
Приободренные похвалой, клерки дружно грянули второй куплет:
По классу первому идут
Дома, их внутренний уют,
А также лавки и палатки
Кирпичной и цементной кладки.
— Следующий куплет! — сказал Феникс. — Да проживей!
Смешанный хор менеджеров, клерков, секретарей, посыльных и кухарок грянул вновь:
Строенья сельские подходят
Под класс второй. На них заводят…
— Опустите этот куплет! — распорядился Феникс.
Класс третий среди бела дня
Спасет посевы от огня,
А «Феникса» не уважая
Лишиться можно урожая!
О, мудрый Феникс, в твоем храме
Пекутся обо всем, и, кроме
Мирских жилищ, под нашей кровлей
Всегда дают приют торговле.
И кабы вкладами своими
Народ не славил твое имя,
О светлый Феникс, то огонь
Не пощадил бы никого.
О, несравненнейшая птица!
На нас ты можешь положиться.
— Это было очень любезно с вашей стороны, — сказал Феникс, когда песня закончилась. — А теперь нам пора идти. Благодарю всех за приятный вечер и желаю успехов и процветания, чего вы, безусловно, заслуживаете в самой полной мере. Я в жизни не встречал более расторопных и красноречивых служителей моего культа. И, боюсь, больше никогда не встречу. Желаю всем доброй ночи!
С этими словам он перелетел к Роберту на запястье, и дети направились к выходу из зала. Служащие конторы последовали за ними и, спустившись по лестнице в холл, быстренько рассосались по своим рабочим местам. Но два самых важных джентльмена все-таки проводили гостей до дверей и стояли там, раскланиваясь, как китайские болванчики, до тех пор, пока Роберт не упрятал Феникса под отворотом своей норфолкской куртки и вместе с остальными детьми не растворился в толпе.
Затем два самых важных джентльмена пристально и как-то странновато взглянули друг на друга и поспешили укрыться в священных внутренних покоях храма, где и продолжали без устали трудиться во славу и процветание своей конторы.
В тот самый момент, когда все служащие — менеджеры, секретари, клерки, посыльные и кухарки — оказались на своих местах, произошла странная вещь. Каждый из них вздрогнул и украдкой огляделся по сторонам, опасаясь посторонних взглядов. Ибо всем им одновременно почудилось, что они заснули на несколько минут и видели во сне на редкость замысловатую чепуху про живого Феникса и посвященное ему торжество в зале совещаний. Естественно, что они не стали делиться друг с другом своими мыслями, ибо спать на работе категорически воспрещается.
Конечно, они могли заглянуть в зал и по царившему там беспорядку, немалой частью которого являлись остатки благовоний на кухонных жаровнях, убедиться, что это был отнюдь не сон, а блистательная реальность, но в тот день ни у кого почему-то не возникло желания туда ходить, а на следующий день зал был приведен в прежнее идеальное состояние приходящей с утра кухаркой, в чьи обязанности не входило задавать лишние вопросы. Так что следующие два дня Сирил совершенно напрасно покупал и со всей тщательностью штудировал все газеты, какие ему только попадались под руку, — он мог бы и догадаться, что ни один человек, если только он не свихнулся, не станет помещать в газету описания своих снов, особенно если эти сны приснились ему при исполнении служебных обязанностей.
