– Дорогая моя! – проникновенно сказала Надежда. –
Неужели вы думаете, что если бы была у меня возможность уехать, я осталась бы в
этом доме хоть на пять минут? Да я когда увидела, что тут творится, сразу же
домой захотела, перед Сергеем только неудобно было! Так что прикусите язычок,
не вы меня приглашали...
– Зато я могу вас выставить! – Алиса снова вскочила, в
голосе ее появились истерические нотки. – Теперь я здесь хозяйка, так что
немедленно вон из моего дома!
– Тише вы, сороки! – неожиданно крикнул Петр
Афанасьевич, который до этого молча сидел у окна, ничем не показывая своего
отношения к происходящему. – Имели бы уважение к смерти...
– Никто никуда не уедет! – резко проговорил Иван
Петрович, перекрыв голоса женщин. – Никто отсюда не уедет, пока я не
разрешу! Все вы являетесь или подозреваемыми, или свидетелями преступления и
можете понадобиться по ходу следствия. А вас, Алиса Яновна, я попрошу не
перебивать свидетелей и не вставлять замечания не по существу. До вас очередь
тоже дойдет!
Алиса обиженно замолчала, Надежда тоже примолкла. Она была
сердита – не на капитана, на милицию обижаться глупо, а вот Петр Афанасьевич
мог бы вести себе повежливее и потактичнее. А она-то его еще жалела...
Иван Петрович, как будто заметив присутствие Петра
Афанасьевича, задал вопрос старику:
– А вы где были в указанное время, уважаемый?
– В своей комнате, – Петр Афанасьевич
отвернулся, – отдыхал после завтрака, кроссворд решал. Потом выехал
прогуляться...
– И вас, я так понимаю, никто не видел...
– Вот она видела... – Старик указал на Надежду.
– Это было после убийства, – тотчас поправила
Надежда, – когда Марианна Васильевна побежала милицию вызывать.
– Так что он ошивался поблизости и вполне мог Сергея
убить! – выпалила Алиса, хотя Надежда в зеркале видела, что Олег дернул ее
за рукав и даже отодвинул свой стул подальше.
– А что... – протянул Иван Петрович, – как
оказалось, вы вполне можете ходить, так что физически способны были...
– Да зачем, по-вашему, мне было сбрасывать родного племянника
с лестницы? – загремел Петр Афанасьевич.
– И вовсе не родного, – тут же влезла Алиса, – мне
Сергей рассказывал, вы – муж его тетки, то есть фактически ему не родной дядя,
а так, седьмая вода на киселе...
– А вот интересно, – протянула Надежда, – не
можете ли вы, Иван Петрович, рассказать, как убили Сергея? Вы видели
медицинское заключение?
– Какое там! – Белкин в сердцах махнул рукой. –
Этой экспертизы еще несколько дней ждать! Там очередь, людей не хватает...
Он тут же опомнился и сердито взглянул на Надежду. Та в
ответ посмотрела невинными глазами.
– Я ведь потому спрашиваю, что совершенно неясно, наступила
ли смерть от удара по голове или от падения. И что там с топором Игната
Сапрыкина?
Капитан Белкин вспомнил, что пронырливая тетка из Петербурга
видела топор своими собственными глазами, нашла его в траве возле обсерватории.
Так что отговориться тайной следствия в данном случае не удастся.
– Игнат говорит, что топор у него украли за два дня до
убийства, – неохотно сказал Белкин.
– И вы ему верите? – вскинулась Алиса.
– У него алиби, – напомнил Иван Петрович, – топор
могли подбросить на место убийства...
– Кто – я? – рявкнул Петр Афанасьевич. – Может, вы
все-таки объясните, за каким чертом мне все это надо? И какая мне от этого
выгода, если сейчас, после смерти Сергея, эта... – он кивнул в сторону
Алисы, – выпрет меня отсюда к чертовой матери!
Он махнул рукой, пошатнулся и оперся на трость.
– Палочку свою позвольте осмотреть, – кротко попросил
Белкин, – тоже, кстати, может быть орудием убийства. У меня в практике
были случаи, когда жена мужа обычной скалкой убила, а сосед соседа леской от
спиннинга придушил. А уж чугунная сковородка – это вообще серьезное оружие
ближнего боя.
– То сковородка, а то – трость...
– Не скажите... – протянул Иван Петрович, взвешивая на
руке палку, – вот у Александра Сергеевича Пушкина тоже была тросточка, а в
нее железный прут вставлен.
– Неужели для самообороны? – не утерпела Надежда.
– Да нет, – капитан был сама кротость, – он тросточку
в руках крутил, силу развивал...
– Ну-ну, – усмехнулся Петр Афанасьевич. – Конечно,
Пушкин – это наше все...
Белкин вздохнул и повернулся к Павлу:
– А что делали вы в момент убийства?
– Я-то? – Павел смутился, покраснел и завертел головой,
как бы ища в окружающих поддержки. – Это вы меня спрашиваете?
– Вас, вас, кого же еще!
– Я в саду работал... – неуверенно проговорил Павел,
как будто и сам сомневался в собственных словах.
– А где конкретно? И что именно вы делали? – строго
осведомился капитан Белкин, сверля несчастного садовника специальным
милицейским взглядом, просвечивающим человека не хуже рентгена.
– Вот там, слева от подъездной аллеи! – Павел
приподнялся и показал в окно. – Вот за теми кустами... сперва, значит, я
луковицы тюльпанов выкапывал, чтобы выложить на просушку, а потом стал розы
раствором от тли поливать...
– Значит, за теми кустами? – Иван Петрович подошел к
окну и проследил за взглядом садовника. – Но тогда вы должны были видеть
дорожку, которая ведет к дверям обсерватории!
– Видел, – Павел закивал, – видел дорожку...
– И кто по этой дорожке проходил?
– Сперва, значит, Сергей Степанович прошел, – Павел
старательно наморщил лоб, припоминая, – а потом Марианна...
– Марианна? – удивленно переспросил капитан. –
Марианна Васильевна?
– Ну да, супруга моя... – Павел испуганно взглянул на
жену. – Она с кувшином прошла, а у меня как раз раствор от тли кончился, и
я в сарай пошел новую порцию разводить... но не успел дойти, тут крик поднялся,
шум, а потом... потом Сергея Степановича нашли... ну, и тут все завертелось...
– Значит, между тем моментом, когда Сергей Степанович прошел
в обсерваторию, и тем, когда туда пришла Марианна Васильевна с оранжадом, на
дорожке никого не было?
– Никого! – уверенно ответил садовник.
В комнате установилась напряженная тишина. Капитан Белкин
переводил взгляд с Павла на его жену.
– Что это ты, Паша, говоришь?! – воскликнула вдруг
Марианна Васильевна напряженным голосом. – Это что же, выходит, что я...
что я Сергея Степановича...
– Очень даже может быть! – перебила ее Алиса звенящим
голосом. – Эта Марианна только с виду такая тихая да скромная, в тихом
омуте, сами знаете, черти водятся! Прислуга, она всегда хозяев ненавидит!
Завидует и ненавидит!
