— Я не сомневаюсь, что выглядели вы обворожительно. Только стоит ли так этому радоваться?
— Ах, нет! Не только этому. Мной ведь так восхищались! И я за этот вечер одержала столько побед! Вы даже не поверите…
— Но какую пользу они вам принесут?
— Пользу! И это спрашивает женщина?
— Ну, мне казалось бы, вполне достаточно и одной победы. Да и она излишняя, если только поражение не взаимно.
— О! Ведь вы знаете, тут я с вами никогда не соглашусь. Нет-нет, погодите, я перечислю вам главных моих обожателей — тех, кто особенно выказывал свое восхищение и на балу и после: для меня ведь дали еще два званых вечера. К сожалению, оба графа, лорд Г. и лорд Ф., уже женаты, иначе я, быть может, снизошла бы до того, чтобы немножечко их выделить. Но, увы! Впрочем, лорд Ф. — свою жену он ненавидит — был от меня просто без ума. Два раза приглашал меня на танец, а танцует он, кстати, восхитительно, как и я; вы даже представить себе не можете, как чудесно я танцевала — просто сама удивлялась. Милорд расточал такие комплименты! Даже чересчур, так что мне пришлось напустить на себя немножко высокомерия и холодности. Зато я имела удовольствие видеть, как его противная надутая жена чуть не умерла от злости и досады…
— Мисс Мэррей, не могла же подобная вещь на самом деле доставить вам удовольствие! Какой бы надутой…
— Ну, конечно, это не очень хорошо. Но ничего, я обязательно когда-нибудь стану хорошей, только не читайте мне сейчас проповедь, будьте умницей. Я ведь и половины еще вам не рассказала. Так о чем это я?.. Ах да! Мои бесспорные обожатели. Во-первых, сэр Томас Эшби… Сэр Хью Мелтем и сэр Бродли Уилсон заросли мхом и годятся только в собеседники папе и маме. А сэр Томас молод, богат, весел, хотя и порядочная образина. Правда, мама говорит, что через месяц-другой знакомства я это перестану замечать. Затем Генри Мелтем, младший сын сэра Хью, — хорош собой, и с ним приятно пококетничать, но раз уж он младший сын, то ни для чего другого не годится. Затем мистер Грин, богат, но никто — широкоплечий болван, просто деревенский пентюх. И еще наш достойный священник мистер Хэтфилд — ему бы считать себя моим смиренным обожателем, но боюсь, он забыл добавить смирение к запасу своих христианских добродетелей.
— Как? Мистер Хэтфилд был на балу?
— Ну, конечно. А вы полагали, это для него слишком низко?
— Я полагала, он может счесть, что духовному лицу не подобает…
— Вот уж нет! Он не осквернил своего сана танцами, но удержался лишь с большим трудом, бедняжка. Ну, просто умирал от желания пригласить меня на один-единственный танец. И… ах да! — он обзавелся новым младшим священником. Дряхлый старикашка мистер Блай наконец-то получил долгожданный приход и уехал.
— А этот новый какой?
— Ах, такой пентюх! По фамилии Уэстон. Я могу описать его в трех словах: бесчувственный, глупый, тупой урод. Конечно, это четыре слова, но неважно — для него пока достаточно.
Она вновь принялась описывать бал — и как она держалась там, и как вела себя на званых вечерах потом, добавляя всякие подробности касательно сэра Томаса Эшби, а также господ Мелтема, Грина и Хэтфилда, — на них всех она произвела такое неизгладимое впечатление!
— Ну, и кто же из этих четырех вам нравится больше других? — спросила я, подавляя третий или четвертый зевок.
— Я их всех терпеть не могу! — ответила она, с кокетливым презрением встряхивая блестящими локонами.
— Полагаю, это означает: они мне все нравятся. Но кто — больше остальных?
— Нет, я правда их не выношу. Только Гарри Мелтем самый красивый, и с ним весело, мистер Хэтфилд самый умный, сэр Томас самый порочный, а мистер Грин самый глупый. Однако если я буду обречена выбирать между ними, то не миновать мне сэра Томаса.
— Как можно! Если он порочен, а вы его не выносите?
— Что он порочен, мне даже нравится. Придает ему интересность. А уж если мне надо выйти замуж, я легче это вынесу, если стану леди Эшби, владелицей поместья Эшби-Парк. Но я бы ни за что не вышла замуж, если бы навсегда могла остаться молодой. Я бы пребывала в одиночестве и так веселилась! Кокетничала бы со всем миром, а когда появилась бы опасность, что меня начнут называть «старой девой», я, чтобы избежать такого бесславия после десяти тысяч побед, разбила бы все их сердца, кроме одного, выбрав самого знатного, богатого и покладистого мужа, о котором мечтали бы пятьдесят девиц, не меньше.
— Ну, пока вы так смотрите на жизнь, то пребывайте в одиночестве. И не выходите замуж, даже чтобы избежать позора стародевичества.
Глава X
ЦЕРКОВЬ
— Как, мисс Грей, вам показался новый младший священник? — осведомилась мисс Мэррей, когда мы вернулись из церкви в первое воскресенье после моего возвращения.
— Трудно сказать. Я ведь даже не слышала, как он проповедует.
— Но вы же его видели, ведь правда?
— Да, но я не берусь судить о человеке после одного беглого взгляда на его лицо.
— Ведь он такой урод!
— Мне этого не показалось. В его чертах, по моему мнению, ничего неприятного нет. Впрочем, я обратила внимание только на его манеру читать. По-моему, она превосходна. Во всяком случае, несравненно лучше, чем манера мистера Хэтфилда. Священное писание он читал так, что каждое слово обретало свой полный смысл. По-моему, самые рассеянные должны были невольно слушать, а самые невежественные понимали все. И молитвы он произносил так, словно не участвовал в службе, а просто молился, благоговейно, из самой глубины сердца.
— О да, только на это он и годится. Свою часть службы он исполняет недурно. Но больше он ни о чем думать не способен.
— Откуда вы знаете?
— Да уж знаю. О таких вещах я сужу превосходно. Вы видели, как он шел по проходу? Шагал прямо, точно был там совсем один, не смотрел ни направо, ни налево и, значит, думал только о том, как бы побыстрее уйти из церкви и поскорее сесть за обед. В его большелобой дурацкой голове другой мысли и быть не могло.
— Полагаю, вам хотелось, чтобы он посмотрел на скамью помещика! — заметила я, смеясь над столь бурным негодованием.
— Вот еще! Я бы возмутилась, позволь он себе такую дерзость, — ответила она, высокомерно вскидывая голову, но, поразмыслив, добавила: — Ну что же! Полагаю, для своего места он не так уж плох, но я рада, что у меня и без него есть чем поразвлечься. Вы заметили, как мистер Хэтфилд поспешил вон из церкви, чтобы успеть получить от меня поклон и подсадить нас в карету?
— Да, — ответила я, а мысленно прибавила: «и сочла, что он унижает свой сан, опрометью сбегая с кафедры, лишь бы пожать руку помещику и подсадить жену и его дочек в экипаж! А к тому же чуть было неучтиво не заставил меня возвращаться пешком!» Во всяком случае, хотя я стояла прямо перед ним, ожидая своей очереди влезть в карету, он вознамерился тут же поднять ступеньки и захлопнуть дверцу. Когда же ему из кареты сказали, что гувернантка еще не села, он удалился, даже не извинившись, и предоставил закрывать дверцу лакею.
