— Ничего, — скромно ответила Монахтина, почуяв интригу.
— Но ведь его нельзя излишне волновать, а тут эта поразительная новость… Разве не слышали?
— Какая? — клюнула Монахтина.
— Евлогий выломал решетку, и теперь его ищут. Вот я и думаю, а не мог бы его приютить у себя в лавре наш преосвященный?
Закусив губу, Додо выслушала ответ Конкордии Ивановны.
— Но я, Евдокия Яковлевна, в политику, как некоторые другие дамы не мешаюсь. Меня сейчас больше волнует приезд дорогого Сергея Яковлевича! Ваш брат — мой большой друг…
На этом разговор и закончился. В соседнем номере послышались голоса — мужской и женский: у вдовы Супляковой появились вроде новые постояльцы. Около полудня, спустившись в кухмистерскую, Додо познакомилась с новыми соседями по гостинице. Навстречу ей привстал, одетый под «степного барина» (в сапогах и низкополом сюртуке), толстый господин, гладко выбритый, жующий:
— Действительный статский советник Жеребцов и моя супруга, урожденная княжна Кейкуатова!
Додо оценивающе глянула на Жеребцову: «Какая прелесть это дитя!» Матовая белизна лица, ротик чуть розовый, и только углы саблевидных глаз выдавали сильную восточную кровь, не угаснувшую в поколениях. Но взором, опытным-преопытным, Додо распознала в юной женщине что-то темное и мрачно-порочное.
— Вы надолго к нам, господа? — спросила Додо полюбезнее.
— По делам имения. Думали застать князя Мышецкого, но он еще, говорят, в дороге. А до Тургая — хлопотно и накладно.
— Да, — сказала Додо, едва расцепив узкие губы, — мой брат скоро приедет и, даст бог, наведет здесь порядок…
Жена-девочка скосила в сторону мужа красивые глаза.
— Что же ты молчишь, папочка? — спросила она.
— Позвольте, позвольте… — заговорил тот. — Я уже имел честь представиться вашему брату. Какое счастливое совпадение! Ксюша, — сюсюкнул он жене, — ты посмотри, деточка: это сестра князя Мышецкого… Помнишь, я тебе говорил? Вот я, — снова в сторону Додо, — и моя жена, урожденная княжна Кейкуатова… мы…
Додо раскурила папиросу:
— Я уже слышала, сударь, что ваша жена — урожденная княжна Кейкуатова, и у меня хорошая память.
Жеребцов осекся. Чмокая, жевал сочную котлету. В кухмистерскую вошел инженер-путеец — молодой, в ладно пошитом мундире, здоровый, сытый, богатый, вся жизнь ему улыбалась. Стал выбирать у прилавка торт — подороже и попышнее:
— Вот этот бы мне — с розанами и марципаном… Барышне!
Додо снова глянула на Ксюшу Жеребцову: та смотрела на молодого мужчину — тяжело и вожделенно, как смотрели, наверное, на красивых рабов ее узкоглазые предки. Перехватил взгляд жены, взгляд голодной самки, и муж ее, — снова стал сюсюкать:
— Ксюшенька, тебе так нравится этот господин? Хочешь, я представлюсь ему и ты с ним познакомишься?
У Додо чуть-чуть дрогнул уголок рта, и она отвернулась. В этот чудовищный момент она определила точно — так, словно сделала зарубку на дереве: «Этот скот…, немощен». Она встала, прошла через зал. Взяла путейца за плечо, заглянула в глаза:
— Никита, а я ведь здесь. И все слышу…
Инженер, растерявшись, склонился к руке женщины. Додо поправила ему воротник и этим интимным жестом дала Ксюше понять, что красавец инженер ей близок. Но и этого мало для женщины: Додо поцеловала молодца в загорелую шею и вышла, не обернувшись.
На груди у нее висели часики: скоро два, придет Атрыганьев.
«Два пуда мелинита — этого мало», — размышляла она.
Атрыганьев похудел на ноги — от беготни, от хлопот.
Додо из милой очаровательной женщины превратилась для него в смертельного врага. Она отняла у него власть над уренскими «патриотами», сделала из него дурачка, теперь его никто не слушается, хотя он все-таки предводитель дворянства…
— Сударыня, — сказал Борис Николаевич, усаживаясь без приглашения, — пусть это наше свидание станет последним. У вас свое общество, у меня — иное, и мы не сходимся в оценке событий.
— Ну-ну, — усмехнулась Додо, — как-нибудь сойдемся.
Атрыганьев небрежно закинул ногу на ногу, штанина задралась, и стали видны сиреневые штрипки от исподнего платья. «Предводитель… в кальсонах!» — неприязненно подумала Додо и начала разговор в старом еще тоне — дружеском:
— А у тебя появился соперник, новый человек в губернии — Жеребцов… Не знаешь, что он такое и зачем пожаловал?
— Он уже был у меня. У него какие-то нелады с мужиками.
— По поводу?..
— Мужиков, конечно. Я бы не мог так жить!
— С такой красоткой?
— Нет, меня женщины более не волнуют, — намекнул Атрыганьев на свою прежнюю симпатию к Додо. — Я имею в виду другое — отряд черкесов, который охраняет его имение от мужиков… Разве это достойно дворянина? Попросил бы хоть военный постой, все лучше!
Додо, ни слова не сказав, встала и вышла в соседнюю комнату. Там открыла буфет, налила рюмку ликеру, выпила. Вернулась.
— Извини, — сказала. — Женские дела… Тебя не касаются!
Атрыганьев спросил у Додо — подавленно:
— Почему ты решила, что я должен опасаться Жеребцова?
— Просто я прикинула наугад, — ответила Додо. — Ты человек уже сдавший… силами, молодостью, идеями. К тому же — прости и не сердись! — ты реакционен. А сейчас дворянство нуждается в реформаторах… Смотри: хоть одна губерния в России осталась равнодушна к тем событиям, которые происходят? Ни одна… А что делают твои уренские дворяне? Сидят в «Аквариуме», словно окаянные, да мучают невыспавшихся арфисток!
— Но господин Жеребцов — тоже не Сенека! — выпалил Атрыганьев. — Почему вы думаете, мадам, что он может заместить меня в уренских предводителях? С чего бы это? За какие доблести?
— Да просто потому, что Жеребцов — человек свежий. Служил в столице. Знаком с веяниями. Богат и дубоват… Чего еще надо?
Атрыганьев в бешенстве вскочил, долго искал свою соломенную шляпу. Искал и — не находил.
— Где моя шляпа? — вынужден был спросить.
— Мой милый друг, вы как пришли, так сразу же и сели на свою шляпу… Оглянитесь!
Предводитель горестно, выпрямлял измятые поля.
— Поздравляю, — сказала ему Додо.
— С чем, сударыня? — вспыхнул предводитель.
— Поздравляю вас, что, когда вы сидели, ваша голова не находилась в шляпе… Согласитесь: это было бы ужасно!
— Я ухожу! — крикнул Атрыганьев.
— Стоп… стоп… — придержала его Додо. — Пора, мой друг, рассчитаться перед уходом. Когда вы сдадите мне кассу общества уренских патриотов?
— Я… — сказал предводитель и больше ничего сказать не мог.
— Дальше! — велела Додо.
