— Тетя Поля, — спросила она, — и так его больше никто и не видел?
Полина Ивановна спросонья не поняла:
— О ком ты, сердешная? Ты не рехнись, Аглаюшка, мне и без того морока с тобой!
— О нем я, тетя Поля… Вот ушел он с «Аскольда», так неужели больше его никто и не видел?
Тетя Поля зажгла свет, посмотрела для начала на стенку — не ползет ли где клоп-зараза?
— Никто, — ответила она. — Никто и не видел. Говорят вот только, будто он в морскую пехоту попал. Да тут многих наших рыбаков в солдатское переодели…
— А почему же он сам никогда не пришел на «Аскольд»?
— Значит, служба не позволяла.
— Странно как все!
— Тебе сейчас все странно. Да и ты сама тоже странная. Иди-ка вот лучше — спи давай… я лунатиков не люблю!
На следующий день ее принял капитан третьего ранга Соколов — человек очень внимательный, с удовольствием вспоминавший молодые годы учебы, проведенные в Ленинграде, но он тоже ничем не мог помочь Аглае.
— Да, все это так, ваш супруг зарегистрирован в нашем учреждении, мы знаем, что есть такой Константин Петрович Никонов, но… Теперь он находится не в нашем ведении. Мы давно потеряли его координаты, и вам следует обратиться… Сейчас я напишу вам вот здесь адрес… Та-ак, дом номер тридцать четыре, второй подъезд… Та-ак. А ведает такими вопросами товарищ Плетнев… Пожалуйста!
— Скажите, — спросила Аглая, — есть ли хоть какая-нибудь надежда на то, что я разыщу его?
— Но зачем же плакать? Такая молодая и симпатичная женщина, и все время плачете… Конечно, разыщете!..
В этот день, возвращаясь домой и проходя мимо военкомата, Аглая лицом к лицу столкнулась с полковником. Опираясь на костыль, он удивленно посмотрел на женщину:
— Ну разве же можно так убиваться? Можно подумать, что вы получили извещение о гибели вашего мужа. А вы опять ко мне? По какому делу?
— Нет, я не к вам, — растерялась Аглая. — А впрочем, я рада, что встретила вас, и я… к вам!
— Весьма логично, — засмеялся полковник. — Не ко мне, но все же — ко мне! Так что у вас?
— Помогите мне устроиться на работу! — единым духом, чтобы не было путей к отступлению, выпалила Аглая.
— А кем бы вы хотели работать?
— Не знаю.
Полковник постучал тростью о ступеньку крыльца.
— Тоже неплохо, — сказал он. — Только что же я могу предложить вам? Сшивать входящие и исходящие, капать сургучом на конверты и получать по карточкам служащего четыреста граммов хлеба, — поверьте, что это не дело для такой, как вы, молодой женщины.
— А что же мне делать?
— А что вы, любезная, умеете делать?
— Ничего не умею.
— А чему вы учились в жизни?
— Я училась на ветеринара. По зоотехнике…
— Вот с этого и надо было начинать, — сказал полковник и велел Аглае следовать за ним. — Вы уже прописаны? Хорошо, я поставлю вас на воинский учет… Вы будете отныне военнообязанной. А работу мы вам подыщем. И мужа найдем, и работу найдем!..
«Это очень хорошо, что я с ним встретилась», — размышляла Аглая, направляясь к дому. А дома ею овладела беспричинная деловитость, и она до поздней ночи, подоткнув подол и всунув босые ноги в рваные стариковские галоши, мыла, скребла, чистила.
Полина Ивановна даже обиделась:
— Можно подумать, что у меня грязно было! Да на всех-ить не угодишь. Мы жили… Старик не жаловался! Полотеров, правда что, не нанимали…
Никогда еще Аглая не ждала рассвета с таким нетерпением. Какой-то внутренний голос подсказывал ей, что завтра должна решиться ее судьба. Или — да, или — нет. Человек не может пропасть бесследно. Ей все время казалось, что люди чего-то недоговаривают. Константин ушел не так, как уходили другие. Но… хватит мучить себя, завтра она узнает.
Завтра, завтра!..
А это «завтра» уже наступило, день хмуро осветил окна, над заливом мело и кружило. Корабли гудели на рейде будничными простуженными голосами. Сполохи полярного сияния медленно угасали в высоте, словно небо закрывало свой космический веер. Мимо Аглаи, зажав под мышками газетные свертки с едой, согнувшись против ветра, шагали в порт и мастерские мурманские работяги. От их жестких, громко хрустящих комбинезонов несло запахами рыбы, солярового масла, запахами ржавого железа и красок.
А дальше — как во сне…
— Товарищ Плетнев, — сказала Аглая, — он сейчас не занят? Я — по личному делу…
— Пройдите, гражданка.
Плетнев — еще совсем молодой парень. Воротник кителя распахнут по-домашнему, перед ним стакан чаю, погоны капитан-лейтенанта на его плечах щегольски отделаны бронзой.
— Да, нет, нет! — кричал он в трубку телефона. — Не пойду я никуда, ну их всех к черту. А что она может сказать мне? Я ее знаю теперь как облупленную…
Он показал движением руки на кресло:
— Садитесь, пожалуйста. Я сейчас…
Закончил разговор, отхлебнул чаю.
— Итак, — сказал он, улыбнувшись женщине.
Итак, она снова рассказала этому молодому офицеру всю историю своих бедствий. Для женщины в двадцать семь лет это слишком богатый перечень. Но выражение лица капитан-лейтенанта Плетнева не менялось — он по-прежнему смотрел на Аглаю с веселым, почти лукавым прищуром.
— Вот, пожалуй, и все, — закончила Аглая со вздохом.
Ничего не отвечая, Плетнев нажал кнопку звонка, упрятанного где-то снизу стола, и скоро в кабинет вошел еще один офицер. Такой же молодой и такой же, казалось, беспечный. Коротко переговорив с ним, Плетнев сказал:
— Это… ты знаешь…
Аглая внутренне напряглась, готовая ко всему.
— Это… Ярцев!. — тихо досказал капитан-лейтенант, и офицер согласно кивнул ему головой:
— Да, это из его отряда.
— Он где сейчас — в Мурмашах?
— Нет. Он после Зандер-фиорда… ты же понимаешь!
— А-а-а. Все ясно.
— И притом, что он скажет?
— Он скажет больше нас…
Покидая кабинет, незнакомый офицер как-то особенно внимательно посмотрел в лицо женщине. Аглая снова повернулась к Плетневу:
— Ну?
— Вам придется немного обождать, — медленно выговорил капитан-лейтенант. — Сейчас мы ничего не можем сказать вам о судьбе вашего супруга. Не можем, даже если бы и хотели.
— Скажите — он жив?
— Мы все живы до поры до времени.
— Вы что-то скрываете от меня.
— Скрываю только его местонахождение.
— Но он живой?
— Вы ведь еще не получили уведомления о гибели.
