— Он действительно неуклюжий, — согласилась Варенька. — Но все старается, трудится. И все у него выходит так трогательно!.. Матросы над ним даже смеются. Говорят, что он влюблен и ухаживает за мной.
— Подчиненный должен держаться в рамках официальных отношений. Так учит устав.
— Что я слышу! — пошутила девушка. — Вы, кажется, — недовольны тем, что в меня, может быть, действительно влюблены?
— Нет, — сердито отозвался Артем, — просто я вижу в этом признак недисциплинированности. А каждый недисциплинированный матрос — это брак в работе офицера. Так как прямым начальником Мордвинова являетесь вы, Варенька… простите, что я вас так называю…
— Ничего, называйте.
— …то это брак в вашей работе.
— Благодарю вас, — притворно кротко вздохнула Варенька, — я постараюсь исправиться.
Артему вдруг стало смешно. «А все-таки, — подумал он, — девушка, конечно, чудесная и… и, может быть, напрасно я…»
— Как же вы собираетесь исправиться? — быстро спросил он.
— Очень просто, — ответила Варенька. — Теперь я сама влюблюсь в Мордвинова и тогда, при условии, что моим прямым начальником являетесь вы, это будет брак уже в вашей работе, Артем… простите, что я вас так называю…
— Да называйте, пожалуйста…
— Так вот. И хочу заверить вас сразу, что этот брак вы не сможете устранить никакими способами, ибо если уж я кого полюблю, то это — навсегда.
— Вот как? — удивился он и почему-то вспомнил лицо Мордвинова: широкое, с толстыми губами, с узкими, будто постоянно заспанными глазами.
«Нет, она шутит», — подумал Артем и повторил:
— Вот как?
— Да, вот только так. А сейчас давайте исполним одно из требований устава корабельной службы: снимем пробу с ужина.
— Я, — сказал Артем, — готов помочь в этом деле.
Варя рассмеялась:
— Только вот беда: предмет моих будущих восторгов принес нам одну ложку…
— Ужин хорош, — сказал Прохор Николаевич. — Только передай коку, чтобы он не боялся класть в суп перец, а то его совсем не чувствуется… Тарелки можешь унести. Давай журнал!
Мордвинов протянул командиру судовой «Журнал пробы», заранее раскрытый на нужной странице.
— Сегодня суббота, — сказал Рябинин. — Та-а-ак… А где же подписи врача и моего помощника?
— Они… еще пробуют.
— Хм… Ну, ладно, я расписываюсь. Возвращая журнал, он мельком, но проницательно взглянул в лицо матроса своими светлыми острыми глазами.
— Ты молодец! — неожиданно сказал он, и Яков понял, что командир, обычно скупой на похвалу, поздравляет его с наградой. — Хорошо вел себя в драке с миноносцами!.. Дальномер все время давал точную дистанцию, и наши снаряды ложились как раз на линии немецкого строя… Молодцом!
— Разрешите идти? — спросил Мордвинов, снимая со стола поднос с посудой и захватив под локоть журнал.
— Обожди, — Рябинин, набивая трубку махоркой, что-то обдумывал. — Ты что? — вдруг спросил он. — Болен, не высыпаешься?.. Или раньше салогреем сидел, потому и был здоровым?.. Смотри, как сдал за последнее время! Что же это ты, а?..
— Спасибо, товарищ старший лейтенант. Но я не болен и сплю как положено, а просто… так что-то.
Прохор Николаевич сердито засопел трубкой.
— Я, конечно, не знаю, что и как там у тебя, — сказал он, растягивая слова, и было видно, что ему не очень-то хочется вести этот разговор. — Только советовал бы я тебе, парень, влюбляться на берегу, а не на «Аскольде».
Мордвинов зло блеснул глазами.
— Разрешите идти, товарищ командир? — повторил он.
Рябинин еще раз внимательно взглянул ему в лицо:
— Иди.
И матрос порывисто шагнул в дверь. Сняв трубку телефона, командир «Аскольда» соединил свою каюту с судовым лазаретом.
— Пеклеванного! — сказал он Вареньке, даже не спрашивая, там помощник или нет, и, когда Артем взял трубку, Прохор Николаевич строго произнес: — Ты, лейтенант, что-то очень часто проверяешь — нет ли пыли в лазарете. Лучше бы поднялся на мостик — скоро подойдет катер контр-адмирала…
Сайманов прибыл на «Аскольд» в половине седьмого. Вместе с ним на палубу патрульного судна поднялись несколько штабных офицеров. Приняв рапорты, контр-адмирал сразу спустился в нижнюю палубу, где был выстроен одетый «по первому сроку» экипаж «Аскольда». Поздоровавшись с матросами и поблагодарив их за службу, Сайманов велел помощнику командира корабля дать команду «смирно».
Пеклеванный громко скомандовал:
— Смирррна-а!..
Контр-адмирал развернул перед собой кожаную папку.
— Слушай приказ, — нараспев, сурово сдвинув брови, сказал он. — «Приказ о награждении личного состава патрульного судна „Аскольд“ орденами и медалями Союза ССР…»
В наступившей тишине слышны были вздохи котлов, за переборкой, где-то глубоко в трюме ухала питьевая донка, да шумело за бортом море.
— «От имени Президиума Верховного Совета Союза ССР, — начал читать Сайманов, — за образцовое выполнение боевого задания командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные доблесть и мужество в бою с численно превосходящим противником, встреченным в открытом море при сопровождении союзных транспортов, награждаю орденами и медалями…»
После вручения боевых наград контр-адмирал сказал:
— Товарищи матросы, старшины и офицеры! Партия, народ и правительство высоко оценили ваши первые боевые действия. Эти награды, врученные вам сегодня, можете носить с честью!.. Я надеюсь, — продолжал он, немного помолчав, — что патрульное судно «Аскольд» и впредь будет нести свой вымпел незапятнанным, и, если это потребуется, аскольдовцы будут драться до последнего матроса, а последний матрос будет драться до последней капли крови!..
И аскольдовцы дружно грянули в ответ:
— Уррра-а-а!!!
Сайманов, вскинув руку к фуражке, поднялся по трапу на верхнюю палубу. Рябинин пригласил его остаться на праздничный ужин, но контр-адмирал, поглядев на часы, отказался:
— Мне, старший лейтенант, надо еще встретить МО-216.
Беридзе снова побывал в норвежских фиордах…
Когда катер контр-адмирала отошел от борта, Рябинин поднялся в рубку, где его ждала пачка свежих семафоро— и радиограмм. Не желая задерживать команду, он передал по переговорной трубе, чтобы вечер начинали без него. Трубу оставил открытой, и до слуха иногда доносились голоса матросов, звон расставляемой посуды и музыка радиолы.
Он соединил свою каюту с берегом — позвонил жене.
— Ирина, — сказал он, — сегодня я приду ночевать домой. Можешь меня поздравить: мои ребята получили сегодня награды и обалдели от счастья. Мне кажется, кое-кому дали лишнего, а кое-кого, может, и обидели. Но за боевые действия ведь не будешь ставить отметки по пятибалльной системе! Это вопрос сложный…
