- А как ты объяснила все это Варваре? - спросила я, на этот
раз тоже шепотом, покосившись при этом на Лушину соседку, с нарочитым
равнодушием вытиравшую пыль с вешалки.
- Как объяснила? - переспросила тетка неожиданно громко. -
Как есть, так и объяснила, что ты поссорилась со своим хахалем Генкой, что он,
мерзавец этакий, прямо проходу тебе не дает, устроил настоящую охоту, и такой
он вредный и опасный тип, что ты вынуждена от него прятаться, и я тоже на
всякий случай решила соблюдать меры предосторожности, а то мало ли что ему,
хаму невоспитанному, в голову придет, а я ведь женщина уже не очень молодая, и
мне много не надо...
- А-а, - протянула я, - так ты всю правду, получается,
выложила?
- А что нам скрывать? - громко и театрально воскликнула
Луша, как актриса, воспитанная на системе Станиславского. - Варвара нам,
считай, как родная, нам от нее скрывать нечего!
Во всем Лушином эффектном выступлении меня больше всего
удивило то, что она назвала себя "не очень молодой женщиной". Это
было что-то новенькое в ее репертуаре.
На всякий случай оттеснив тетку в дальний конец коридора,
подальше от Варвариных ушей, я уже настоящим шепотом вкратце поведала ей о
наших последних приключениях и о том, что в результате армия противника
потерпела очень большой численный урон и вряд ли сможет в настоящий момент
организовать за нами серьезное наблюдение.
- Так что - можно вернуться домой? - обрадовалась Луша.
- Думаю, да.
Луша сообщила Варваре, что Генка нахулиганил в ресторане и
попал на пятнадцать суток, так что ближайшие две недели мы можем жить
совершенно спокойно. Варвара выслушала сообщение, выпучив глаза, и проводила
нас до Лушиной квартиры.
Луша занялась приготовлением легкого ужина из подручных
средств, а мы с Лизой удалились в комнату и приступили к детальному обсуждению
нашего гениального плана.
Этот процесс был в самом разгаре, когда из моей сумочки
раздались первые такты Сороковой симфонии Моцарта.
Я изумленно уставилась на свою сумку и только после третьего
повторения популярного музыкального фрагмента вспомнила, что там у меня лежит
мобильник Глухаренко.
Я торопливо открыла сумку, достала телефон и поднесла его к
уху.
- Ты, кретин недоделанный, ты куда пропал? - раздался в
трубке до боли знакомый голос веселой вдовы Риммы Петровны Караваевой.
- Ваш недоделанный кретин в данный момент лежит в подвале,
связанный по рукам и ногам. Адреса не называю, пусть у вас будет на ближайшие
сутки еще одно интересное занятие.
- Кто это? - удивилась Римма, и тут же ее понесло в обычной
интеллигентной манере:
- Ах, это ты, сучка! Ну ты у меня доиграешься! Я тебя
достану! Приготовлю из тебя карпаччо!
- Очень мило, - невозмутимо ответила я, - я тоже хорошо
отношусь к традиционной итальянской кухне, но блюдо, приготовленное из вас, не
рискнула бы попробовать - отравление гарантировано!
- Ах ты, сучка!
- Повторяетесь, Римма Петровна. Но вообще-то я хочу сделать
вам деловое предложение, раз уж вы мне любезно позвонили...
- Какое еще предложение? - Она просто клокотала от злости,
но тем не менее замолчала и слушала меня.
- Вас по-прежнему интересует завещание покойного господина
Караваева?
- Допустим, - голос Риммы сделался подозрительным и
настороженным, - а что?
- Так вот, оно у меня. И я предлагаю прекратить военные
действия и приступить к переговорам.
- К переговорам? - Римма выдержала паузу и спросила:
- А эта шлюха... Елизавета.., она с тобой?
- Нет, - хладнокровно ответила я, - завещание у меня, и я не
вижу причин с кем-то делиться. Каждый за себя, один бог за всех!
- Наконец я слышу разумные речи, - голос Риммы заметно
потеплел, - но дело в том, что мне, кроме завещания, нужна ее подпись. Она
должна отказаться от наследства.
- Я в курсе. И пусть это вас не беспокоит. Это будет моей
проблемой. Я сумею ее уговорить.., или заставить. Вашей проблемой будут только
деньги.
- Сколько? - насторожилась Римма Петровна.
- Триста тысяч, - немедленно ответила я.
- Рублей?
- Вы что - издеваетесь? - оскорбленным тоном проговорила я и
немедленно отключилась.
Мы с Лизой довольно долго обдумывали, какую сумму запросить
с мадам Караваевой.
Это должна быть такая сумма, которую она сможет собрать достаточно
быстро, прежде чем до нее дойдет информация о закрытии благотворительного
фонда. Вместе с тем это должна быть сумма, которая пробьет в ее финансовом
положении изрядную брешь, сумма, которая лишит ее значительной доли богатства и
связанной с ним самоуверенности.
Лиза, которая, конечно, гораздо лучше представляла себе
материальное положение Риммы Петровны, настояла на сумме в триста тысяч
долларов, сказав, что эти деньги она сумеет найти, но пошатнется при этом
основательно.
Мне цифра показалась нереальной, просто фантастической, но,
увидев насмешку в Лизином взгляде, я не стала настаивать.
И то, как резко я прервала разговор с Караваевой, тоже было
продуманным шагом. Пусть она подергается, понервничает, как схватившая приманку
рыба, - тем вернее попадется на крючок.
Я нисколько не сомневалась, что безутешная вдовица снова
позвонит.
И действительно, не прошло и минуты, как снова раздались
бравурные звуки моцартовской симфонии.
- Не бросайте трубку, - торопливо сказала Римма Петровна, -
хорошо, я согласна. Пусть будет триста тысяч. Но мне нужно два дня, чтобы
собрать такую сумму...
- Один день, - мгновенно отрезала я, помня о том, что очень
скоро информация о закрытии благотворительного фонда будет обнародована, - один
день, и ни на минуту больше!
- Хорошо... - в голосе Караваевой слышалась привычная
нервная злость, но она не смела дать ей волю, старалась сдерживаться и говорить
со мной вежливо, помня, что я в любую минуту снова могу отключиться. Значит,
она крепко заглотила наживку!
- Хорошо, - повторила она, - мне придется занять эти деньги.
- Это ваши проблемы, - напомнила я, - моя проблема -
завещание и подпись Елизаветы на отказе от наследства.
- Хорошо, - снова повторила Караваева, как заезженная
пластинка, - тогда завтра вы приедете...
- Э, нет! - резко прервала я ее. - Вот уж место встречи я
выберу сама! Ваши методы ведения дел мне слишком хорошо известны! С такой
пираньей можно встречаться только на своих условиях!
Она промолчала - должно быть, сравнение с пираньей посчитала
за изысканный комплимент.
