– А где Астафий? – спросил есаулов поручик.
– Мы его и сами не видывали…
Через старост подняли всех мужиков в округе, обыскали деревни, шляхи и леса – Долгополова след простыл. Галахов и Рунич не знали, как отчитаться перед императрицей.
– Тебя и повесить мало! – кричали они на Дидриха. – Ведь такого мерзавца упустил с деньгами… грех на тебе!
От брани “се злополучный офицер впал в такое жестокое отчаяние и скорбь, что сделалось в крови его страшное распадение, и, не доезжая двадцати верст до Симбирска, Дидрих на третий день сам умер”. Между тем Пугачев уже давал властям первые показания, из которых стало известно, что он весьма благодарен Долгополову за его “подарки” от имени цесаревича Павла, ибо кто имел сомнения в его царской подлинности, те сомнения свои оставили, уверясь в том, что Пугачев – истинный император. Мало того, Долгополов невольно направил мысли Пугачева на взятие Казани: “Народу же разглашал он, что государь-цесаревич с войсками следует к Казани на помощь ему”, Пугачеву, “а Казань ему (Пугачеву) не противясь – покорится…”.
“Секретная комиссия” по розыску и поимке Пугачева теперь занималась активным розыском и поимкою Долгополова:
– Не сыщем его – не сносить всем нам головы…
Галахов и Рунич мечтали о наградах, если с помощью Долгополова пленят Пугачева, а теперь получение наград зависело от того, смогут ли они поймать самого Долгополова! Они воспрянули духом, когда Долгополов был разыскан, а на вопрос, куда деньги подевал, купец отвечал им с небывалой дерзостью:
– А мне с долгами-то расплатиться надо? Вам – ордена, а мне прибыль денежная всего дороже…
Тут ему предъявили два паршивых камушка из шкатулки жены, а затем изъятые из кошелька Пугачева при его аресте:
– Эва! От кого они? Сказывай без утайки.
– От жены моей, имеющей жительство во Ржеве.
– Пугачев иное показывает: будто от имени самого цесаревича ты передал их… Ну? Теперь отбрехаться тебе труднее.
Эти же камни, как вещественное доказательство, оказались на рабочем столе Екатерины; императрица сказала:
– Долгополов ума злокозненного! Мало того, что Емельку за нос водил, так и меня во лжи своей, словно через лужу грязную, проволочил… За это ему и наказанье будет особое!
В самый канун казни Пугачева майора Рунича вызвал к себе Григорий Потемкин – новый фаворит императрицы, заместивший Григория Орлова в делах и в постели. Он велел Руничу ехать к графу Румянцеву-Задунайскому и в беседе наедине с ним подробно известить о расправе над Пугачевым.
– Вестимо, – сказал Потемкин, подумав, – в ставке Румянцева тебя будут спрашивать, что и как тут было. Подробностей не выдавай. А на все вопросы, кои последуют от любопытных, отвечай истину моими же словами: ВСЕ НАШЕ, И РЫЛО В КРОВИ…
Согласно “сентенции”, ржевский пройдоха купец Астафий Трифонович Долгополов был высечен кнутом на эшафоте, ему вырвали ноздри клещами, на щеках и на лбу выжгли каленым железом три буквы “В.О.Р.” и сослали в Сибирь на каторгу.
– Держать его там в оковах, пока сам не сдохнет!
Так распорядилась императрица, и при этом она смахнула со стола два дешевых камешка, будто негодный мусор…
Война на Дунае закончилась победами русской армии. Рунич застал графа Румянцева-Задунайского уже в Могилеве, где расположилась его походная ставка. Петр Александрович, человек малоулыбчивый, чаще бывавший в настроении угрюмом, безо всяких эмоций выслушал доклад Рунича и вдруг стал хохотать до упаду, когда Рунич начал рассказывать о похождениях Долгополова.
– Я счастлив, что развеселил ваше сиятельство…
Румянцев-Задунайский пригласил Рунича к обеду:
– А ведь я когда-то знавал этого Долгополова еще в малых летах его, оттого и смеялся… Так ему и надо!
– Расскажите, откуда знаете паршивца этого?
Румянцев сказал, что случилось это еще в пору молодости:
– Квартировал я с полком своим во Ржеве, а селился у тамошнего купца Трифона Долгополова. И был у него сынишка… вот с такими соплями! – показал фельдмаршал рукою до колена. – Хотя и здорово соплив был малый, зато пронырства искусного. Где что ни случится, он первым узнавал и сразу отцу на ушко: шу-шу-шу. Я как-то сказал хозяину: “Секи ты его каждую субботу без жалости. Ведь видно, что для гнуси растет сыночек…”
– И что отвечал вам отец на совет ваш мудрый?
– Сказал, что в купеческом положении без прохиндейства не обойтись. За что его сечь, ежели Астафья себя для наживы готовит. “Ну-ну! – ответил я тогда старику. – Вырастет твой малец для каторги. Бог шельму всегда метит…” Так оно и случилось, – закончил Румянцев, подливая гостю вина. – Искал он в подлости великой для себя прибыли и получил ее в полной мере. Вот и пусть пропадает… таких не жалко!
Рунич записал этот рассказ в своих мемуарах. Долгополов с его кривою судьбою не исчез бесследно, о нем писали наши историки. На всякий случай я заглянул в свою персональную картотеку и был удивлен: мне встретились Долгополовы, уроженцы города Ржева, отважно сражавшиеся в 1812 году в рядах народного ополчения. Значит, иногда бывает и так, что яблоко далеко от яблони падает… На этом можно закончить!
Последний франк короля
Еще в юности, начиная собирать историческую библиотеку, я впервые прочел статью лейтенанта русского флота А. С. Сгибнева об Августе-Морице (Мауриции) Бениовском; в книге сенатора Егора Ковалевского мне встретился доклад Блудова об этом же человеке, составленный им для императора Николая I. Признаюсь, я лишь поразился приключениям Бениовского, но тем дело и закончилось: мало ли тогда было приключений!
Шли годы, моя библиотека росла, имя Бениовского стало попадаться все чаще; наконец я составил библиографию на его имя, и она выглядела слишком выразительно – от Эразма Стогова, деда поэтессы Анны Ахматовой, до польского писателя Аркадия Фидлера, который в 1937 году ездил на Мадагаскар, чтобы найти следы Бениовского. Увы, остались две кокосовые пальмы, выросшие над его могилой, но мальгаши забыли свое давнее прошлое и на вопросы Фидлера отвечали, что помнят французских колонизаторов, но ничего не знают о Бениовском.
– Напрасно вы забыли его, – отвечал Фидлер. – Во времена дедушки ваших дедушек он прибыл к вам, и вы сами избрали его своим ампансакабе – великим королем Мадагаскара…
Вряд ли Фидлер говорил, что заодно с Бениовским за свободу мальгашей сражались и русские люди. Я поспрашивал своих приятелей, что они думают о Бениовском, но все отвечали:
– Бениовский? А кто это такой?..
Приходилось объяснять: Бениовский в свое время взбаламутил двор Версаля, задал хлопот и русской императрице; Джордж Вашингтон и Вениамин Франклин считали его своим другом; морская слава Бениовского соперничала со славою Лаперуза и даже Кука; до сих пор польские, французские, венгерские и английские историки изучают жизнь этого странного человека.
