Книга Слово и дело. Книга 2. «Мои любезные конфиденты», страница 19. Автор книги Валентин Пикуль

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Слово и дело. Книга 2. «Мои любезные конфиденты»»

Cтраница 19

— Ваше величество, — отвечал Анисим Александрович, нижайше кланяясь, — корень зла в бессовестности помещиков состоит. Подати палкой выколотить — наука невелика. А вот недоимки с народа за прошлые годы собрать — больно, словно зуб вытянуть. Нонеча уже вся Россия… вся, поверьте мне, состоит в должниках вашего величества, и должники те разбегаются куда глаза глядят!

— Не все же должны нам, — заметил Бирен озабоченно.

Маслов на каблуках туфель, сверкнувших стразовыми пряжками, резко повернулся в его сторону. Он знал, что Бирен к нему благоволит, и разговаривал с графом всегда открыто, без утайки.

— Верно, ваше сиятельство, не все… Однако нам грозит оскудение полное и безлюдье провинции — вот что страшно! Деревня скоро станет пуста: кто в города — милостыню просить, а иные — в лес, кистенем пропитание добывать. Из того в печали горестной я пребываю, и прошу высочайшей милости…

— Что умыслил-то, прокурор? — спросила его Анна подавленно.

И тогда Маслов ударил ее, словно в лоб:

— Вот что! Крепостное право надобно в законность привесть. А для этого сначала мужикам непременно воли прибавить…

— Эва надумал! — удивилась Анна, поглядев на Бирена.

— А я не понял его, — ответил Бирен. — Переведите мне…

Анна Иоанновна повторила ему слова Маслова по-немецки.

— Пусть он делает что хочет, — засмеялся Бирен. — Я ведь не русский помещик, а только обер-камергер двора русского.

Но императрица поддернула рукава голубой кофты. Красный платок на ухо ей сбился. Туфли царицы шлепали по паркетам.

— Зато я, — сказала, побагровев от гнева, — помещица российски! И всей России есть хозяйка… Думаешь ли, Анисим Ляксандрыч, что болтаешь тута?

— Ваше величество, — снова поклонился ей Маслов, — не ваших прав ущемления домогаюсь, а лишь ничтожно и покорнейше воли прошу для людей, ущемленных всячески от рождения.

Бирен тяжко вздохнул. Что он вспомнил сейчас? Может, свою бедную мать, собиравшую шишки для герцогского камина? Или острый запах конюшен — запах его юности — вошел ему в ноздри, как память обо всех унижениях, пережитых им смолоду? Он вздохнул…

Анна Иоанновна в ответ заявила Маслову:

— Моими дедами так уж заведено, чтобы воли мужикам не давать, а помещику о довольстве их всемерно и отечески печься.

Бирен куснул ноготь. Анна Иоанновна взглядом, полным муторной тоски, вызвала на себя его ответный спокойный взгляд.

— Я в русские дела не хочу вмешиваться… трутги-фрутти! А впрочем, я посоветуюсь. Хотя бы с моим гоффактором Лейбой Либманом… он имеет верный взгляд на дела финансовые…

— Румянцев-то генерал, — неожиданно сказала Анна, — был прав: финансов в России нету. А есть только подати и недоимки. Европа смеется над нами, а мы плачем. И те недоимки хоть из глотки, а надобно вырвать. У меня эвон война с турками на носу виснет… Что же я? Возьму твоего Лейбу, граф, и с ним воевать пойду? Много я с жиденком твоим навоюю.

— Пожалуйста! — кивнул Бирен. — Вот перед вами стоит господин Маслов: честнее этого человека я никого больше не знаю. Соблаговолите же ему все недоимки с народа и собрать для вас. Пусть он давит помещиков, а помещики пусть прессуют крестьян…

— Ты слышал, что тебе сказано? — спросила императрица.

Маслова дома жена встретила, сообщила, что приходил английский врач Белль д'Антермони, целый час сидел.

— Чудной он, — рассказывала Дунька. — Молол мне о разностях, будто тебе надобно отравы беречься. Про женщин сказывал, что есть у них перстни на пальцах. Камни в перстнях у них — то голубые, то розовые, и следить надобно за столом, чтобы цвет их не переменился: иначе — беда будет!

Маслов выругался, шпагу в угол комнат закинув. В эти дни граф Бирен получил от него письмо. Маслов предупреждал Бирена, что имеются люди, желающие его, Маслова, погубить… Тут как раз вернулся из Берлина и генерал-прокурор — Пашка Ягужинский.

Прежнего согласия между ними не получалось. Обер-прокурор Маслов еще сражался с несправедливостями. А вот генерал-прокурор уже сник, и при дворе видели теперь Пашкину спину — согбенную.

Покорность бывшего буяна сильно озаботила графа Бирена:

— Что с ним случилось? Я рассчитывал, что он, приехав домой, сразу расшибет в куски Остермана. А тут надо бояться, как бы Остерман не загнал Пашку под стол…

А счастливчик Рейнгольд Левенвольде скоро позабыл Варьку и утешился в своем потаенном гареме, составленном из разнокожих женщин. Миних приехал из Польши в Петербург — громкогласный, звенящий амуницией, рыкающий на всех, богатый, толстый… Эти два обстоятельства отозвались в далеком Лондоне, где угасал посол русский — князь Антиох Кантемир. Он вновь обрел надежды на счастье с «тигрицей», как величал поэт княжну Черкасскую; он оценил приезд Ми-ниха, как подготовку к войне, и-в случае победы Миниха — Кантемир мог претендовать на корону царя Валашского и господаря Молдавского…

Впрочем, князю Кантемиру вскоре предстоят некоторые неприятности. Европа готовит к печати книгу — о России и русских.

Глава 10

Ветка! Вот она, обитель беглых людей русских. На реке Сож, в поймах ее и на островах, по берегам приятным, белеют мазанки слобод раскольничьих — Марьино, Луг Дубовый, Крупец, Грибовка, Тарасовка, Миличи… [2] Брызжет ярью малина над частоколами, несут детишки грибы из леса, над нехитрым мужицким счастьем стоят в карауле на крышах аисты польские…

С тех пор как Петр I разгромил скиты Керженца, а Питирим нижегородский (этот волк в рясе) пожег на кострах 122000 раскольников, — с тех пор пор и стала зарубежная Ветка райским местом для всех несчастных, воли ищущих. В лесах Черниговщины, совсем недалеко от Ветки (но уже в России), лежало грозное, тишайшее Стародубье — там тоже «гнезда» были. А здесь, по реке Сож, словно город большой и вольный, цвела, шумела, пела, гуляла, сеяла, колосилась, жала, ела, пила и справляла свадьбы зарубежная непокоренная Русь!..

По всей стране вышел запрет от царицы, чтобы простые люди серебра монетного не имели. Ветка — напротив — имела серебра много. Епископа им своего захотелось. Серебро — в ход. Епифания Реуцкого, которого Феофан на Соловки ссылал, от солдат отбили, привезли на Ветку: священнодействуй! Земли в округе Ветки пану Халецкому принадлежали; пан на Ветку приедет — ему полный воз денег насыплют, за это пан своих смердов тиранит, в русских не тронет. Жизнь тут вольная: царя нет, пыток нет, поборов нет, — цветет в зелени садов, хорошеет и богатеет зарубежная Русь… По утрам гудит колокол церкви, и храм этот — единый, где за Анну Иоанновну крестьяне не молятся, а на Синод палаческий отсюда харкают, как на падаль поганую…

Вот сюда-то, в этот мир, и попал гулящий Потап Сурядов.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация