– Ежели вакансия несвободна, так зачем звали?
– Иди-ка ты… – послал его Потемкин.
Завадовский и отправился к вышеназванной. А та сказала, помедлив:
– Надо было, когда звали, птицей лететь. Опоздал ты, дружок. Потерпи немножко, я тебя сенатором сделаю…
Новый фаворит, услаждая Екатерину волшебными ариями, не прервал отношений с ее ближайшей подругой Прасковьей Брюс, а Потемкин еще долго потом бурчал, недовольный:
– Слонами, тиграми да крокодилами на святой Руси торговать куда легше, нежели при дворе нашем состоять… О, боже милосердный! Измучился. Спать пойду.
11. Озабоченность
Вопрос давний и сложный для государства: мало людей – работать некому, а много людей – чем кормить их? Философы XVIII века склонялись к мысли, что богатство страны все-таки сопряжено с обилием населения, и потому Екатерина, послушное дитя эпохи «просвещенного деспотизма», покорно плыла в русле своего времени…
При очень высокой нравственности простого народа, девки русские иногда в подоле приносили, а чтобы от позора уйти, подкидывали младенцев между грядок на огородах. Наконец, частые войны и общая неустроенность городской жизни усиливали бездомность, сиротство, нищенство. Энциклопедисты были первыми европейцами, признавшими большую заслугу России в создании воспитательных домов, а Дени Дидро (при всей его бедности) прислал Екатерине даже денег на их устройство. По совету профессора Аничкова, вышедшего из народа, было объявлено, что воспитательные дома станут производить новую породу людей – не рабов и не дворян, а свободных граждан! Воспитанники обретали знание ремесла, годного для обеспеченной жизни. Великая мать-Россия фабриковала таких «граждан» с охотной поспешностью, с какой на фабрике Козенса, наверное, печатались бумажные ассигнации. Во время пребывания двора в Москве императрица просила узнать, когда больше всего поступают незаконнорожденные подкидыши… Ей доложили:
– Начиная с полуночи… горохом сыпят!
– Желаю видеть картину гражданской прибыли, сначала поедем в родильный дом, – велела Екатерина лейб-кучеру.
Потемкин поехал с императрицей:
– Своих детей не бережем, так о чужих печемся…
Женщинам позволялось рожать в черных масках на лицах, с правом не отвечать на вопросы об отце, а рожденный тут же отнимался – ради свободного гражданства. Потемкин сказал, что этим образовалась удобная лазейка для избежания рабства в народе. Наверняка многие крепостные родители сознательно оставляют своих детей. Правда, они больше никогда их не увидят. Зато утешены верою: их дети не будут крепостными.
– Но вижу и другую крайность! – добавил Потемкин. – Эти граждане со временем могут стать офицерами и чиновниками, достигнув эполет и дворянства для себя. А тогда, зачатые в рабстве, они ведь тоже рабов себе заведут. Разве не может так статься, что кто-либо из них своих же родителей в положении рабов иметь будет… Не смейся, Като!
За полночь они посетили воспитательный дом; в приемном покое, по примеру римского San-Spirito, действовал особый механизм для принятия детей с улицы, помогающий матери остаться неизвестной. Екатерина, входя в роль опекунши, беседовала с прислугой и врачами, поучая их, как надо кормить младенцев. Детям квасы давать разрешила без доли хмельного брожения, чтобы они не ведали даже слабого опьянения.
– Пеленать грудных не следует, на помочах не водить. Пусть лучше ползают, затем и сами на ножки подымутся…
Раздался звонок! С улицы был устроен лоток, уложив на который младенца, мать дергала сигнальную веревку (после чего, как правило, убегала). Сразу задвигалось механическое колесо – плод грешной любви, повинуясь движению лотка, въехал внутрь воспитательного дома. Екатерина размотала тряпицы, объявив, что явился новый гражданин России:
– Обклался, сердешный! Но здоров. Хорош будет…
Врачи тут же осматривали подкидыша, бабки купали его в теплой воде. Не успели с ним управиться, прозвенел второй звонок – с лотка приняли девочку, уже смышленую, но всю в коросте болячек, посиневшую и слабенькую. Потемкин пронаблюдал, как Екатерина бесстрашно переодевала ребенка.
– Като, наверное, ты была бы хорошей матерью.
– Возможно, – помрачнела она и отвернулась (это и понятно: уж сколько своих детей она кукушкою подкинула в чужие гнезда!)…
Поздней ночью возвращались по темным улицам во дворец. Екатерина вдруг сказала, что Россия – не государство.
– А что же это, матушка? – удивился Потемкин.
– Россия – вселенная! Сколько в ней климатов, сколько народов, сколько языков, нравов и верований…
Затем стала рассуждать о неуязвимости бюрократии.
* * *
Раньше светлейший не подозревал, что русский мир, с детства родной и привычный, столь широк и так много народов нуждаются в общении с ним, защиты у России изыскивая. Вот пришло письмо из Индии – из Мадраса, где обосновалась колония армян; писал Потемкину ученый Мовсес Баграмян, просил помнить, что существует армянский народ, умный и добрый, но гонимый от султанов турецких и шахов персидских, извечно уповающий на Россию-заступницу, которая в беде не оставит.
Грузинские послы царя Ираклия говорили Потемкину:
– Вот уж сколько лет казнится Грузия, платя дань Стамбулу самыми красивыми девушками. От такой несправедливости в гаремах османских рождаются дети красивые, а мы, грузины, избираем невест из тех женщин, которых османы отвергли.
– Не в красоте счастье, – отвечал им Потемкин. – А дух рыцарский Грузии всему миру известен, и несправедливость, для вас мучительная, для меня мучительна тоже… верьте!
К сожалению, в Петербурге совсем не знали истинной обстановки за хребтами Кавказа. Потемкин ошибочно полагал, что царство Грузинское (если оно царство) сильно уже само по себе. Неверно думала и Екатерина, пославшая в минувшей войне на подмогу Ираклию только один полк солдат. Три месяца подряд солдаты тащили пушки через горы, открывая дорогу в Закавказье со стороны Эльбруса; иногда между вершинами скал они растягивали канаты, людей переправляли над пропастями в ящиках… Все это было непостижимо!
Потемкин в делах Кавказа двигался на ощупь.
– При таком побыте, – говорил он, – грузинцы с армянами своего суверенитета не обретут. А даже крохи свободы, какие имеют, растеряют от кровожадных соседей своих – лезгинцев да татар шемахинских. Но оставлять несчастных без подмоги нельзя – грешно! Платить же за свободу народов кавказских предстоит не золотом, а кровью солдат наших…
Когда великая княгиня Мария Федоровна родила второго сына, его нарекли византийским именем Константин, к нему Екатерина приставила кормилицу-гречанку, мамок-гречанок, колыбель его окружили греческими мальчиками.
Константин – царь для Константинополя!
Потемкин устроил пир в шатрах на Каменном острове, за столом намекнул послать иноземным, что имя Константина не из святцев взято, а ради будущей свободы Эллады.
