– Это их дело! – отвечал Гитлер. – Но мне иногда начинает казаться, что Паулюс давно наносит удары в пустоту – перед ним лежит голая степь, создать линию обороны Тимошенко не смог. Не понимаю, чего Паулюс там ковыряется? Надо забрать у него Четвертую танковую армию Гота, перенацеливая ее – в помощь Листу – на Кавказское направление. Тех сил, что имеются у Шестой армии, вполне достаточно для занятия Сталинграда… Хойзингер, каковы последние сводки абвера о делах в городе?
– Эвакуированные настроения в Сталинграде проявляются в массовом перегоне скота, но они еще не коснулись демонтажа промышленности. По данным нашей агентуры, паники в городе не наблюдается, в театре русские ставят «Королеву чардаша» Кальмана, которая у них на афишах называется «Сильва». Наверное, это подтверждает мое мнение о том, что жители города еще не испуганы.
– Пора бы и напугать их! – сказал Гитлер. – Сразу после взятия Сталинграда ВСЕХ МУЖЧИН В ГОРОДЕ УНИЧТОЖИТЬ, А ЖЕНЩИН ВЫВЕЗТИ. – Куда вывозить женщин, об этом Гитлер ничего не говорил. – Впрочем, – продолжал он, – я сам напомню Паулюсу об этом, когда повидаюсь с ним в Виннице…
14 июля Франц Гальдер отмечал юбилей – сорокалетие военной службы. Маннергейм и болгарский царь Борис прислали ему дружеские приветы, Кейтель с Йодлем сложились и сообща подарили серебряный поднос. Гитлер, как обычно, проснулся во второй половине дня и пригласил юбиляра «на чашку чая». Гальдер похвастал подарком от Паулюса – роскошным альбомом с видами минувшей битвы под Харьковом в период окружения армий Тимошенко возле Барвенково. Гитлер рассматривал фотографии с большим интересом и, вопреки прежним своим заявлениям, похвально отзывался о русском солдате, как очень крепком и выносливом.
– В техническом отношении, – говорил фюрер, – русские достигли тоже немалых успехов, и качество их вооружения стало намного лучше…
О зубных щетках фюрер более не поминал!
– Впрочем, – сказал он Гальдеру, захлопывая альбом, – лето всегда являлось решающей стадией наших умопомрачительных успехов. Меня беспокоит лишь медлительность Паулюса…
Вечером Гальдер устроил «мальчишник» в лесной гостинице ОКХ, где угощал сослуживцев пивом и бутербродами. Йодль нашел момент, чтобы шепнуть юбиляру на ухо:
– Нашему фюреру много не надо, чтобы он взвился до небес. И он взвился, когда я сказал ему – лучше избрать что-либо одно: или поход на Кавказ, или выход на Волгу.
Гальдер без аппетита дожевал казенный бутерброд:
– Он толкает Паулюса в спину, но это становится… опасно. Если Шестая армия будет продвигаться и далее, то она образует костлявый палец, вытянутый к Волге, и он станет подвержен ампутации. Русские, выпустив Паулюса из большой излучины Дона, могут поступить с его армией таким же образом, как мы весною поступили с ними возле Барвенково.
Йодль благодарил Гальдера за откровенность:
– Но эти мысли держите при себе, чтоб он не взвился.
Гальдер долго и задумчиво вращал перед собою кружку с пивом, потом сказал, что ему жаль Паулюса:
– Я бы не желал ему судьбы маршала Тимошенко…
16 июля с секретного аэродрома Ангербурга фюрер со свитою вылетал в Винницу. Настроенный добродушно, он сказал Гальдеру:
– Пора разобраться с фронтовыми генералами. Ах, чего только не наслушаешься от этой публики… Рихтгофен жаловался рейхсмаршалу Герингу, будто степные суслики выводят из строя электропроводку в навигационных приборах самолетов, а Гот докладывал по радио, что мыши грызут его бедные танки. Мои генералы, наверное, хотят, чтобы я поверил, как им тяжело сражаться с русскими мышами.
Если угодно, читатель, можете прослушать по радио вечернее сообщение сводки Совинформбюро: «В течение 16 июля наши войска вели бои с противником в районе Воронежа. На других участках фронта существенных изменений не произошло».
Вот и всё! Понимай, как знаешь…
Полет до Винницы продолжался 3 часа и 15 минут.
* * *
Еще с декабря 1941 года Гитлер обзавелся второю ставкой по названию «Вервольф», что означает «оборотень». Она затаилась от людей в незаметном лесочке под Винницей, близ деревни Стрижавка, подземный бронированный кабель связывал ее с министерствами Берлина. Кольцо неприступных дотов окружало здесь Гитлера, который и сам как бы превращался в зловещего оборотня, чтобы из партийного фюрера сделаться главнокомандующим вермахта.
У себя в «Вольфшанце» фюрер комаров не боялся, но почему-то русские комары вызывали в нем ужас, он был уверен, что их укусы смертоносны, а потому усердно насыщал себя атарбином от малярии. Окна штабных бараков были заделаны непроницаемыми сетками, а чтобы все насекомые передохли, Гитлер велел опрыскивать окрестности смесью керосина с креозотом. Под лучами жаркого солнца эта смесь испарялась, издавая невыносимое зловоние. Днями Гитлер изнывал в бараке от духоты, а по вечерам начинал войну с комарами… Для этих тварей, казалось, сетки не служили препятствием, а к аромату креозота русские комары оказывались нечувствительными. Вот и опять их наглое зудение.
– Летит! – говорил Гитлер с таким выражением, будто слышал рев моторов «летающей крепости». – Опять летит… и где найти спасение от инфекции? – Шлеп себя по лбу – промахнулся! – Эти гнусные твари неуязвимы. О чем думают гениальные немецкие химики? Неужели мне погибать от комаров?..
Бывая проездом в Виннице, он обратил внимание, что украинские дети никогда не носят очков, а их зубы не нуждаются в услугах дантистов, и это произвело на фюрера очень сильное впечатление. Мартину Борману он указал:
– Займитесь этим вопросом… ради будущего германской нации! Рослых и белокурых детей с голубыми глазами следует отбирать у родителей, чтобы воспитывать их в нацистском духе.
Услужливый Борман, соглашаясь с Гитлером, тут же придумал теорию, будто украинцы – ответвление арийских племен, родственных древним германцам. Ставка Генриха Гиммлера в эти дни размещалась возле Житомира, бронированный автомобиль Гиммлера каждодневно курсировал между Винницей и Житомиром, Гитлер не забыл напомнить и рейхсфюреру СС:
– Генрих, пора думать о селекционном отборе славянских детей для пополнения резервов живой силы нашего рейха, ибо украинцы внешне представляют отличный евгенический материал…
Вызванный с фронта Паулюс сразу погрузился в невыносимую атмосферу ставки, а Хойзингер сказал, что у фюрера трещит голова:
– В такой вонище это неудивительно. Но фюрер боится русских комаров, жалящих, словно пчелы…
Адольф Хойзингер уже работал над планами проникновения в Иран и Ирак, где были сильны антибританские настроения; эту работу, начатую еще Гальдером в Цоссене, он продолжал в «Вольфшанце» и здесь, под Винницей, Хойзингер дал понять Паулюсу, что сейчас он пребывает в фаворе у Гитлера, и случалось так, что его точка зрения усваивалась фюрером более основательно, нежели мнения Йодля и Кейтеля. Человек достаточно проницательный, Хойзингер заметил, что Паулюс, внешне собранный и, как всегда, подтянутый, внутренне чем-то озабочен.
