«Вольфшанце» напоминало нечто среднее между концлагерем и мужским монастырем со строгим уставом. При неприятных известиях с Востока фюрер наказывал обитателей ставки обедом из «общего котла», откуда черпали жратву эсэсовцы охраны, а остатки скармливали сторожевым собакам. Конечно, Кейтелю с Йодлем не совсем-то нравилось хлебать «фолькс-суп» со свиным смальцем, но чего не сделаешь ради капризного сюзерена. Сам же фюрер поедал пшенную кашу без масла.
Из древних прусских чащоб под Растенбургом по ночам зловеще перекликались филины. Узнав о русских танках Т-34, фюрер тяжело и надолго задумался. Наверное, в этот исторический момент он вспомнил о зубных щетках…
Надо же было так случиться, что Паулюс опять повстречал генерала и графа Курта фон Гаммерштейна-Экворда, с которым однажды беседовал по дороге в Цоссен. Теперь граф сказал:
– У меня нет никаких иллюзий! Из числа тех войск, что двинуты вами на Россию, пожалуй, никто живым не вернется…
* * *
Судьба, кажется, наказала Сталина за то, что он отказался подписать Женевскую конвенцию о пленных, – не прошло и месяца после начала войны, как в плену оказался его сын лейтенант Яков Джугашвили… Как же так, дорогой товарищ Сталин? Не вы ли утверждали, что большевики в плен не сдаются? Между тем партийная характеристика на вашего сына была ведь отменная. Могу напомнить:
«Делу партии ЛЕНИНА—СТАЛИНА предан. Работает над повышением своего идейно-теоретического уровня. Особенно интересуется марксистско-ленинской философией…»
Не знал бедный Яша, сдавшийся в плен под Витебском, что его попытаются обменять на фельдмаршала Паулюса, как не знал и Паулюс, что его захотят обменивать на сына Сталина!
18. ПЕРВЫЕ КРИЗИСЫ
Паулюс давно стремился в Берлин, желая повидать семью, но в Цоссене его удерживал Франц Гальдер:
– Прежде мы разделаем шарлатана Кёстринга…
С удовольствием (даже садистски) Гальдер учинил расправу над атташе, когда тот появился в отеле «Форверке».
– Итак, наша контора по скупке старой мебели у бедного населения желает выдать вам первый аванс… Вы, бывший военный агент в России, должны объяснить нам, почему вместо ста пятидесяти дивизий, как вы показывали, у русских вдруг обнаружилось триста с чем-то дивизий.
От Кёстринга еще пахло духами «Красная Москва».
– Я докладывал в ОКХ о том, что русские способны выставить двести дивизий… двести! Но вы с Кейтелем не поверили мне и самовольно исправили цифру двести на сто пятьдесят.
– Второе, – увильнул Гальдер, – почему русские дивизии, показанные вами кавалерийскими, вдруг обращаются для нас в танковые? Не могу поверить в проворство казаков, для которых перепрыгнуть из седла в танк – раз плюнуть!
– А я предупреждал вас, что Россия – «неизвестная большая величина». (Паулюс при этом машинально кивнул, ибо это выражение Кёстринга он часто употреблял сам.) Следовало внимательнее прочитывать мои доклады. Я ведь никогда не писал, что СССР – колосс без головы и на глиняных ногах. А в ОКВ и в ОКХ иначе Россию и не называли, повторяя явную глупость Дени Дидро, отчего ему и попало от Екатерины Великой. Теперь, когда ваш автобус начал опаздывать, выбившись из расписания, вы хотите, чтобы я оплатил вам стоимость прогоревших билетов.
– Почему, – отозвался Паулюс, – вы не предупредили нас о ширине гусениц танка Т-34 и какова его боевая масса?
Кёстринг загасил в пепельнице окурок «Казбека»:
– Боевая масса тонн тридцать, средняя. А насчет гусениц, так вы не думайте, что я шлялся с линейкой по цехам русских заводов. Спросите моего помощника Кребса, и он подтвердит, что мы там в Москве босиком бегали по лезвию бритвы…
Немецкие Т-III и Т-IV назывались «магистральными» (ширина их гусениц была проверена на отличных дорогах Европы).
– А теперь, – сказал Паулюс, – зауженные гусеницы наших танков застревают даже на обочинах русских шоссе.
Кёстрингу подобный упрек показался смешным:
– Но я же не виноват, Паулюс, что русские колхозники еще не обзавелись автобанами с гудроновым покрытием. Вы сами знали, что в России придется съехать с асфальта и посидеть в болоте. С грязью вермахту предстоит считаться в равной степени, как и с морозами.
Гальдер шлепнул ладонью по столу:
– Не будьте сплетником, Кёстринг! Какие морозы? Неужели вы думаете, что мы оставим Россию живой до зимы?
– Пардон, – ответил Кёстринг. – Но вы и сами, сидящие здесь, уже наверняка поняли, что зимней кампании не избежать. Ваш прекрасный летний загар будет потерян под Москвою…
Перебранка становилась опасной, и Гальдер сказал:
– Хватит! Все-таки, Кёстринг, вы умудрились всучить нам старую мебель, а новой не показали. Какой ценой будем расплачиваться за это, я не знаю. Идите… Не надо отчаиваться, – продолжал Гальдер, когда Кёстринг удалился. – В конце концов, русские еще не освоили серийное производство новых машин. Т-34 встречаются в пропорции один к пятнадцати по отношению к танкам устаревших модификаций. Не будем забывать о советских рекордах по выделке зубных щеток…
Словно подтверждая первые, еще робкие опасения Паулюса, официозная «Фёлькишер беобахтер» уже пробила по Германии первую тревогу: «Русский солдат превосходит нашего противника на Западе своим презрением к смерти. Выдержка и фатализм заставляют его держаться до тех пор, пока он не убит в окопе или не падет мертвым в рукопашной схватке». Даже странно, как это признание проскочило через фильтры цензуры!
В эти дни Кейтель сделал доклад Гитлеру:
– Рядовой состав Красной Армии может считаться превосходным. Пополнение же из запаса очень отстало и не расстается с сумкою противогаза, боясь химической войны. Командиры до батальонных – очень хороши. Выше их – хуже. Только семь процентов офицерского состава имеет высшее офицерское образование. Генералитет отличает оперативный схематизм, боязнь ответственности. Любой фельдфебель вермахта более свободен в принятии решений, нежели маршалы Сталина, ничего не делающие без его разрешения…
Гитлер с пафосом заговорил, что война на Востоке подходит к финалу, пора уже думать о сокращении сухопутных сил. Но, демобилизуя часть персонала армий, он надеется постоянно увеличивать танковые войска и авиацию:
– Сейчас для Германии имеет значение позиция Японии, чтобы самураи потеряли остатки девичьего стыда, поскорее десантируя во Владивостоке и в Петропавловске-Камчатском. Впрочем, я сам буду говорить с токийским послом Осима…
Рейхсмаршал Геринг призывал к открытому грабежу.
– Вы там в России не миндальничайте, – наставлял он фронтовиков. – Если увидели овцу, стригите ее сразу. Не вам же плакать, а русским! Попалась на дверях медная ручка – отворачивайте ее безо всяких разговоров. Вырубайте леса. Реквизируйте лошадей. Германия должна видеть в вас ландскнехтов-обирал времен Валленштейна, живущих на подножном корму и пожирающих все подряд, что попалось на глаза… Генерал Вагнер, что ты хохочешь? Я давно тебе говорил: всю русскую икру честно поделим пополам. Из Азовского моря – пусть лопает вермахт, из моря Каспийского вся икра достанется летчикам моего люфтваффе…
