Начальник областного НКВД Воронин возглавил добровольческие отряды истребительных батальонов.
– Не хочу пугать, – сказал он Чуянову, – но в излучине Дона и в калмыцких степях уже появились диверсанты. Их по ночам сбрасывают с парашютами. Наконец, подозрительны частые пролеты немецких самолетов-разведчиков в сторону степей, где кочуют калмыки.
– Слушай! – сказал Чуянов Воронину. – Это уже по твоей части… Ввести патрулирование на улицах и ночные пропуска. Обеспечить охрану мостов, пристаней, телеграфных линий. Прописка в Сталинграде отныне запрещается. Виновных в нарушении светомаскировки – под суд. Знаю, что найдутся негодяи, желающие воспользоваться затемнением города… Таких шкурников и грабителей – всех ставь к стенке! Не жалко.
Перед обкомом возникло множество проблем. Найти замену опытным сталеварам, ушедшим на фронт; обеспечить навигацию на Волге; помочь колхозам с уборкою урожая; ускорить ремонт пароходов на судоверфи; вывозить соль с озер Баскунчак и Эльтон; настоять, чтобы Астрахань пошевелилась с заготовкою воблы и селедки. Наконец, попросту надо изматерить торговлю, которая «сплавляет» по карточкам дорогие конфеты в коробках, тогда как народ желает «пососать конфетку», без которой немыслимо русское чаепитие.
А главное – танки! Все дворы СТЗ заставлены рядами бронированных машин, прямо с завода танкисты уводили их на фронт. Встречаться же с людьми становилось день ото дня труднее. Не потому, что в каждой семье уже появились нужда и горе, а потому, что никуда не уйти от вопросов:
– Скоро ли наступать станем? Ну, сначала-то ладно. Вероломство и прочее. А теперь? Куда ж дальше-то драпать, ежели шестьсот километров сдали – кошкам под хвост…
Почему-то все уверены, что он, первый секретарь обкома и горкома, больше всех знает. Вернется Чуянов домой, чтобы язык обсушить, а в родной семье – те же окаянные вопросы! Жена, дед с бабкой, даже мелюзга-сыновья тиранят:
– Папа, а когда разобьем этих фашистов?
Ну, со своими-то намного легче:
– Пошли все спать! Время позднее…
Ночью его разбудил звонок от Воронина:
– Слушай, Семеныч, на путях в Сарепте – там, кстати, бардак, каких свет не видывал, – среди эвакогрузов нашли эшелон противотанковых пушек. Триста штук, и нет хозяина. Артуправление эвако, – Воронин имел в виду Наркомат обороны (НКО), – очевидно, уже поставило крест на эшелоне.
– А пушки исправны? – спросил Чуянов.
– Некомплектны. Частью демонтированы.
– Задержи эшелон. Поставь охрану.
– Взгреют, – сказал Воронин.
– Черт с ним! И не так еще нам влетало…
После эвакуации Харьковского тракторного завода, после демонтажа других предприятий на западе СТЗ остался ближайшим к фронту заводом, поставлявшим лавины могучих тридцатьчетверок. «Красный Октябрь» – тоже единственный! – продолжал давать стране высококачественную сталь, как бы облачая в броню отступающие армии. Сталевары и прокатчики Сталинграда уже перевыполнили все планы, мыслимые и немыслимые, однако в августе наметился неизбежный спад в производстве.
Чуянов оправдывался перед Москвой:
– Да не угрожайте вы мне! Не боюсь. Уже битый. У меня остались старики и бабы. Мальчишки из ФЗО и ремесленники засыпают у станков. Жрать нечего. С ваших карточек сыт не будешь… Я все понимаю, но поймите же и вы нас. В выпуске танков Сталинград зависел от ста восьмидесяти двух поставщиков. Теперь поставщики – кто остался под немцем, кто на колесах за Урал катит, а кто вообще пропал, и даже вздоха не слышно. Кооперация развалилась. Размещаем чертежи по предприятиям. Заняли все, что можно, вплоть до кроватных мастерских…
Москва слезам не верила, требуя наладить и выпуск минометов. Кавалеристы просили, чтобы для них шили седла и сбруи, чтобы обеспечили конницу подковами. А. И. Микоян звонил каждый день по телефону, умоляя Чуянова отправить эшелон с махоркой – для армии:
– Кстати, сразу же начинайте забой скота. У вас хорошие мясобойни, налаженное консервное производство.
– У нас консервный завод гранаты делает.
– Нам нужны гранаты и мясная тушенка…
Отговорив с Микояном, Чуянов поехал на фабрику имени Сакко и Ванцетти, где выпускали медицинские инструментарии:
– Привет передовой советской интеллигенции! Срочно понадобились взрывательные капсюли для противотанковых мин. Только вы, помощники смерти, и способны сделать их…
Он ожидал возражений, но получил дозу юмора:
– Это как раз по части здравоохранения. Берегите свое здоровье, а мы испортим его всяким гудерианам…
Начался усиленный перегон скота на мясобойни города. А минометы удались так хорошо, что в Сталинград поехали делегации из других городов, чтобы поучиться… Но что-то страшное творилось на вокзалах и пристанях. Все пути забиты «пробками» эшелонов с эвакуированной техникой, в заколоченных теплушках ревели коровы, недоеные и непоеные; всюду узлы, чемоданы, жалкий людской скарб, на который и глаза бы не глядели. У кипятильников звон – от чайников и бидонов, крики. Дети плачут. Женщины мечутся. Какая-то дура от самой границы прет на своем горбу швейную машинку «Зингер» – кому что дорого…
Никто не знал , на сколько увеличилось население города. Люди, бежавшие от оккупантов, ютились в скверах, на огородах, заселяли улицы и площади, рыли для себя ямы, ночевали на берегу – под лодками. Под осень в Сталинград прибыл эшелон с ленинградскими детьми. Новая задача:
– Куда их девать? Чем кормить?
Чуянов созвал совещание в обкоме, велел продумать вопрос о том, как расселить массу несчастных людей, потерявших свои дома, свое имущество. Решили, что здоровых надо устраивать в донские станицы, в окрестных колхозах:
– Успокоятся. Отъедятся. Будут работать…
Запомнилась Чуянову одна старушенция на вокзале:
– Мы уж настрадались. А у вас-то в Сталинграде – слава Хосподи. Сущая благодать. Как села, так и не встану. С утра арбуза покушамши. Нам с внучком-то карточки выдали. Конфетки получили. «Бим-бом» называются. Кругленькие… Свет не без добрых людей. Что ж не жить? Об одном Христа буду молить: тока бы энтот Литлер проклятый сюдыть не забрался…
Алексей Семенович вернулся домой, сказал жене:
– Знаешь, я просто с ног падаю. – Но тут же раздался звонок телефона. – А чтоб ты треснул, проклятый…
В трубке – тот же нежный, воркующий голос:
– Ты еще не подох там, сволочь паршивая! Готовься быть повешенным на площади Павших борцов… Детям твоим глаза выколем, а жену на рельсах под трамваем разложим…
Гудки. Чуянов медленно повесил трубку телефона.
– Кто там? – спросила жена.
– Да, наверное, по ошибке. Как всегда, перепутали номер телефона. Вот и звонят… из будки автомата. Дай поесть что-нибудь… Целый день на ногах. Даже не присел…
