Он спрыгнул с брони танка на землю и крикнул:
– Дело за вами… Стоит вам ударить со стороны севера, и все русские останутся в нашем оперативном мешке.
– Вы откуда? – спросил Шмидт. – От Виттерсгейма?
Танкист расхохотался:
– Нет, я из группы Эвальда Клейста…
В руке Шмидта щелкнула зажигалка с прыгающим чертиком.
Он задумчиво раскурил сигарету и засмеялся:
– И чем только мой чертик не шутит!
* * *
Как это ни странно, но Сталина намного раньше, нежели Тимошенко, иногда тревожила эта мощная танковая группа Клейста, до поры до времени как бы затаившаяся в степных балках, замаскированная в редких перелесках, но активно «выстреливавшая» отдельные танки в сторону Барвенкова… Однажды в присутствии Г. К. Жукова, который разделял его опасения, Сталин созвонился с командованием Юго-Западного направления и, переговорив с маршалом Тимошенко, отошел от аппарата успокоенный.
– Пока все идет успешно, – убедился Сталин. – И нет никаких причин для прекращения Харьковской операции…
Но именно этот мнимый «успех» вызвал большую озабоченность работников Генерального штаба, которые давно почувствовали, что обстановка под Барвенковом и Харьковом складывается не так уж мажорно, как об этом докладывает маршал.
17 мая на пороге сталинского кабинета в Кремле появился генерал-полковник Александр Михайлович Василевский:
– Хотя вы и распорядились, чтобы Генштаб не вмешивался в дела главкома Тимошенко, я все-таки решил вмешаться.
Сталин поднес спичку к своей легендарной трубке, но спичка догорела в его пальцах, он так и не раскурил трубку.
– Что вас беспокоит, товарищ Василевский?
– Беспокоит именно то, что совсем не волнует командование Юго-Западным направлением: группировка танков Клейста. Она подпирает с юга Славянск и всю ударную группу армий, силящуюся вырваться из мышеловки Барвенковского выступа…
– Вы разве хорошо знаете обстановку на юге?
– Она… критическая! – запальчиво сказал Василевский. – Могу выразиться иначе – она попросту угрожающая. Тем более что дельных резервов мы в этом районе не имеем.
Разговор Сталина с Василевским происходил в то время, когда о прорыве танков Клейста к Барвенкову они оба еще ничего не знали. Верховный Главнокомандующий предпочитал в эти тревожные дни не подписывать приказы своим именем, чтобы не оставаться потом виноватым в принятых решениях, – он укрывался за общим и расплывчатым определением слова «Ставка» (а там как хочешь, так и понимай – кто в Ставке умный, а кто глупый).
Пройдясь вдоль стола, Сталин подумал перед ответом:
– Товарищ Тимошенко резервов у нас и не просит. Он хорошо обходится своими силами… А что вы предлагаете?
Что мог предложить Василевский? Самое разумное.
– Немедленно, – сказал он, – прекратить наступление на юге и все силы развернуть назад – для отражения танкового удара со стороны Клейста. Если мы, товарищ Сталин, не сделаем это сегодня, то завтра будет уже поздно.
Было поздно не завтра, а уже сегодня.
– Вы так думаете, товарищ Василевский?
– Уверен.
Сталин открыл графин с водою и закрыл его снова.
– Хорошо. Я еще переговорю с товарищем Тимошенко…
Но это был как раз тот уникальный случай, когда в Генштабе лучше знали обстановку на юге, нежели в безвестных Песках, где укрывался маршал Тимошенко, думавший в это время не о том, как спасать армию, а как ему избежать гнева Верховного.
– Хорошо, – повторил Сталин, – сначала выслушаем товарища Тимошенко, с мнением которого нам нельзя не считаться.
И хотя Александр Михайлович видел, что зыбкая чаша доверия Сталина склоняется в пользу докладов Тимошенко, он, Василевский, решил продолжать свой диалог с Верховным, чтобы спасти армии, спасти знамена, спасти технику.
– Спасти хотя бы людей, – говорил он, не подозревая еще, что эти люди уже обречены. – Очень трудный диалог, но его надобно продолжить… завтра!
18 мая Сталин встретил его иначе – слишком сурово.
– Кого мне слушать? – сразу спросил он Василевского. – Вас или товарища Тимошенко? Вы тут разводите панику, а товарищ Тимошенко считает, что угроза со стороны краматорской группы Клейста сильно преувеличена… в кабинетах Генштаба! Наступление, по словам товарища Тимошенко, развивается точно по плану, и нет никаких причин для его прекращения.
Александр Михайлович все выслушал.
– Товарищ Сталин, обстановка требует немедленного свертывания операции под Харьковом, иначе могут возникнуть трагические последствия не только для армий маршала Тимошенко, но и для всего советско-германского фронта. Сейчас, – сказал он, – может быть, как никогда, решается очень многое .
Молчание. Тишина. Каков же будет ответ?
– Я беседовал с маршалом, а вы – с кем беседовали?
– Со своим приятелем… Анисовым.
– А это еще кто такой? – удивился Сталин.
– Генерал, который из штаба армий Тимошенко дал мне самую точную информацию, и она, эта информация с передовой линии фронта, никак не подтверждает информацию маршала Тимошенко.
Сталин, отвечая, даже не повысил голоса:
– У вас свои приятели, а у меня свои. И мои приятели говорят не то, что говорят ваши приятели.
Василевский намеренно повысил голос:
– Товарищ Сталин! Первоначальный оперативный успех под Харьковом скоро окажется ничтожным пустяком по сравнению со стратегическим (а не тактическим) успехом противника. Мощь ударов Паулюса и Клейста не ослабевает, а растет час от часу. Как можно не замечать всего этого маршалу Тимошенко там , на фронте, я не понимаю…
– Сейчас поймете, – сказал Сталин.
Он подошел к телефону, его снова соединили с маршалом Тимошенко. Было неясно, что отвечал вождю Семен Константинович, но Верховный повесил трубку в прежнем настроении:
– Поменьше слушайте своих приятелей. Товарищ Тимошенко сказал, что операция развивается удачно, как и задумано. Наверное, ему на месте виднее, нежели нам – в Москве… И все-таки странно! – вдруг сказал Сталин. – Товарищ Тимошенко настойчиво убеждал меня в слабости противника, а теперь сам просит у меня резервов. Он же знает, что резервов для него н е т!
Однако Ставка ВГК нашла для Тимошенко стрелковую дивизию и две танковые бригады. Василевский сказал, что в лучшем случае они поспеют в сражение лишь через пять дней:
– А за этот срок все уже будет кончено!
* * *
19 мая от общего управления войсками остались рожки да ножки: каждый стал себе командиром, а генералы падали убитыми с винтовками в руках, отстреливаясь вровень со своими солдатами. Однако маршал Тимошенко умудрился издать приказ – усилить натиск на врага. Подписав этот приказ, он моментально издал и второй – перейти к обороне. Судьба этих приказов выражена с достаточной ясностью: они были примечательны только тем, что ни один из пунктов приказов никогда не был выполнен. Приказы Тимошенко поныне покоятся вечным сном в архивах Министерства обороны СССР, но, дошедшие до внимания историков, они до войск Тимошенко так и не дошли…
