— Один брелок оставляю вам на память…
— Мадемуазель, что вы? Нам нужен только кулон с вашей очаровательной шейки. Снимите, пожалуйста, сами. Мы уважаем вас… как женщину!
Что-то затаенное чудится в осаде старинных особняков. Изредка отдернется на окне занавеска, и кто-то с тщательным пробором на черепе выглянет на улицы — боком, искоса. Оглядит взлохмаченный простор реки, и занавеска снова задернется: нет, рано еще… рано показываться на улице!
А по вечерам «чистая» публика отдыхает в ресторане «У Лаваля», который с незапамятных времен известен в Архангельске за обитель всех плавающих. Вот и сегодня, как обычно, собрались после служебного дня «спецы» из штабов и управлении. Сорваны погоны, проедены кортики, офицеры флота поблекли. Многие направлены в Архангельск уже от имени Советской власти, служить которой они обязались.
Среди «спецов» и полковник Потапов — главком:
— Внимание, господа, такого вы давно не видели…
В скромном платье появилась в ресторане княгиня Вадбольская (без девочки). Присев к столу, она одиноко ужинала. И очень скромен был ее ужин, — видно княгиня небогата. Один ее кивок в сторону адмирала Виккорста решил все дело, — ах, оказывается, она знакома адмиралу! — и скоро Вадбольскую окружили офицеры, наперебой предлагая красавице свои услуги.
— Благодарю вас, господа, — отвечала она с достоинством. — Но я уже устроилась… Нет, не в «Троицкой», а сняла две комнатки на Немецкой слободе. Я ведь здесь только проездом.
Флотская молодежь исподтишка переговаривалась:
— И сегодня приехала? Одна? Мичман Вальронд? Не знаю такого, но вот же — повезло человеку… Какая женщина, какое обаяние!
Вадбольской представили и поручика Николая Дрейера.
— Кстати, — сказали с намеком, совсем недобрым, — поручик Дрейер у нас большевик, княгиня.
— Да что вы? — удивилась Вадбольская.
— Господа, — заметил Дрейер, — как бы вы себя почувствовали, если бы я, представляя вас княгине, сказал: «Познакомьтесь, ваше сиятельство, вот эти офицеры — сплошь монархисты…»
Княгиня рассмеялась, с любопытством разглядывая рослого и плечистого великана Дрейера; поручик вскоре удалился, и по настроению офицеров было заметно, что они даже рады его уходу. Смущенно пытались оправдать себя:
— Вы не смотрите на нас, княгиня, как на… Впрочем, мы, конечно, советские. Но это — пока… Осмелимся спросить, какими ветрами прибило вас к нашему берегу?
— Я, господа, вырвалась из совдепии. Меня, слава богу, не арестовывали. Но по Тамбовской и по Курской все, что осталось от мужа, отобрали. А меня держать не стали, чем я и воспользовалась охотно…
— А что вы им сказали, княгиня, на прощание?
— Я им сказала: «Негодяи! Разбойники… Я еще вернусь в Россию, и чтобы вы не вздумали разорять здесь!»
Потапов, сам владевший имениями, спросил с интересом:
— А как они вели себя при этом, княгиня?
— Хохотали как помешанные. Я ничего не поняла в этом диком смехе и — уехала… Вот, теперь доживаю последние дни на родине. Уезжаю совсем, как это ни печально. Но — прочь, прочь…
Вокруг нее заволновались:
— Как можно? Не покидайте нас… Архангельск сегодня расцвел с вашим появлением. Мы информированы точно: еще все может измениться, княгиня, к лучшему!
В окружение офицеров флотилии по-свойски затерся полный и круглолицый англичанин.
— Мистер Томсон, — представили его княгине. Вадбольская плавно протянула ему руку.
— Добрый день, — сказала по-английски. — Как приятно… В руке ее щелкнул портсигар, кто-то уже подносил ей спичку.
Она раскурила папиросу и выдохнула — вместе с дымом:
— Я действительно очень рада встретить вас именно здесь, Георгий Ермолаевич, — сказала она уже по-русски.
От лица Томсона отхлынула кровь. Конечно, вокруг люди свои. Можно не опасаться. Но кавторанг еще не привык к таким разоблачениям… Он присел:
— Откуда вы меня знаете, княгиня? — и заглянул ей в лицо.
— А я удивлена, что вы меня не узнали сразу.
— Подскажите.
— Вы меня вспомните и так, — печально улыбнулась в ответ Вадбольская. — Я ведь знала, еще девочкой, и вашего батюшку, Ермолая Николаевича, когда он управлял Санкт-Петербургской таможней. И сестру вашу Марию хорошо помню.
— Удивительно, — растерянно произнес Чаплин, напрягая память. — В самом деле, какая приятная встреча…
С появлением Чаплина бутылки выстраивались, как снаряды на батарее. Пьяненько посматривая глазками, смолоду испорченными штабной работой, Чаплин завладевал вниманием Вадбольской; и ему это было совсем нетрудно, ибо за этим столом он был самым старшим, если не считать еще одного человека — адмирала Виккорста, который доедал в скорбном одиночестве большую семгу.
— Вы не должны уезжать, это абсурд — покидать отечество, — горячо толковал Чаплин. — От чего вы едете? От большевиков?
— Причина веская, Георгий Ермолаевич.
— Но, княгиня, это неразумно: большевики доживают здесь последние дни…
— Часы, а не дни, — осторожно подсказали сбоку. — Оставайтесь с нами. А вскоре мы обещаем отправить вас в Москву, где тоже не будет большевиков…
Розовые от вина губы Вадбольской были сложены в улыбке.
— Боже, — прошептала она, — какие соблазнительные истории вы мне рассказываете… Верить ли?
— Верьте, верьте. Вам совсем незачем рисковать таким дальним путешествием. Мы, офицеры флотилии, хорошо знаем: море наполнено минами, наши тральщики ловят их, как галушки из супа, и не могут вычерпать, германские субмарины топят суда жестоко… К чему проделывать такое опасное путешествие, чтобы потом опять вернуться?
В этот момент с той стороны, где бедная семга доживала свои последние минуты, послышался резкий, как звонок, голос адмирала Виккорста («красного адмирала»):
— Мистер Томсон, вы разве не слышите? Я вас прошу…
— Извините, княгиня… — спохватился кавторанг.
— Сядьте, — сказал Чаплину седовласый линейный адмирал. — А вы, Чаплин, разве так уж хорошо знаете эту женщину, чтобы мило болтать с ней обо всем, что вам удалось узнать от офицеров моего Беломорского штаба?
Тут кавторанг посадил на место адмирала.
— Простите, ваше превосходительство, — с легкой издевкой произнес Чаплин, — но даже шнуркам от моих ботинок известно гораздо больше, нежели вашему штабу. Что же касается этой женщины, то… Представьте себе, адмирал, — знаю! Не могу вспомнить откуда, но — да, да! Удивительно что-то знакомое в ее облике. Еще с юности…
— Надеюсь, — примирительно заметил Виккорст, — вы еще не сказали княгине Вадбольской, что скоро здесь, на Двине, будет полно британских кораблей?
