В это же время, как по заказу, шесть японских миноносцев вошли в бухту Лососей, откуда и стали обкладывать Соловьевку фугасами, и Арцишевский велел отходить:
— Дальше! Пошли до Хомутовки, а там и Владимировка… Молитесь богу, чтобы нас только не отрезали.
Архип Макаренко переговорил с матросами:
— Братцы, не оставаться же нам одним, приладимся в хвосте у пехоты. Может, к вечеру и накормят…
По обеим сторонам дороги, уводящей к Охотскому морю, шелестели травы, в небе пиликали жаворонки, а на душе у всех было так паскудно — хоть плачь! Невдалеке виднелись горы, пугающие крутизной; в лесных падях, напоенных журчанием ручьев, царил полумрак, было жарко и душно. Матросы стягивали форменки, потом потянули с себя и пропотелые тельняшки, шли за пехотой обнаженные, несли в руках винтовки. Возле Хомутовки всех остановили.
— Вон как тихо, — сказал Арцишевский, — наверняка тут засада. Лучше отвернуть с дороги. На худой конец, в лесах есть еще две деревеньки — Ближняя и Дальняя, так и займем новую позицию, чтобы переждать это окаянное время…
Архип снова собрал в кружок своих матросов:
— Нет у меня веры в эти деревеньки, кто тут разберет — ближняя она или дальняя? Кого из офицеров ни спросишь, никто ни хрена не знает и знать не хочет. А ведь где-то за нами еще сражается отряд капитана Полуботко.
Матросы так устали, что попадали на траву:
— Давай, Архип, ложись и ты. Дождемся Полуботко…
Арцишевский увел свой отряд в лес; матросы залегли возле дороги и дождались отступавший отряд Полуботко.
— Вы чего здесь валяетесь?
— Вас ждем, — поднялись с земли матросы.
— А где же отряд полковника Арцишевского?
— Вон туда пошел, — махнул рукою Макаренко.
— А что там? — спросил его капитан.
— Откуда я знаю, если вы сами не знаете. Сказывали, что за лесом еще две деревни. Мы устали и легли. Все!
Полуботко долго разглядывал какой-то клочок бумаги, на котором химическим карандашом были накорябаны от руки течения рек и дороги Сахалина, а Макаренко отошел к матросам:
— У него такая шпаргалка, что заведет нас на кудыкало, где Баба Яга горе мыкала… Тоже мне — господа офицеры!
Полуботко махнул рукой, показывая в даль дороги:
— Вперед во славу отечества…
На ночь укрылись в лесной чаще, костров не разводили, слышали неясный шум с дороги, но не придали ему значения. Утром миновали Хомутовку, а крестьяне сказали им:
— Вы соображение-то имейте: ежели на Владимировку путь держите, прямо к японцам и попадетесь…
Полуботко совал Макаренко свою шпаргалку:
— Ты грамотный? Так куда делся отряд полковника?
— Говорил, что есть две деревни, мол, одна Ближняя, а другая Дальняя, где они, я не знаю. У вас-то что нарисовано?
— Да у меня точка стоит — деревня Луговая.
— Так я нездешний, — отвечал Макаренко. — Что вы прицепились ко мне по географии Сахалина? Со школы я слышал, что есть такой, но никогда не мечтал о Сахалине.
В чащобе густого леса Полуботко скомандовал:
— Стой! Составить все оружие в козлы…
Солдаты, матросы и дружинники исполнили его приказ, и тогда капитан Полуботко, после короткого совещания с офицерами, объявил, что отряд окружен, а спасенья нет:
— Конечно, в воле каждого поступать как он хочет, но мой совет — лучше сдаться на милость победителя…
Макаренко выдернул свою винтовку из козел.
— Вот ты сам и сдавайся! — крикнул он.
Вслед за матросами похватали винтовки и другие. Полуботко сел на землю и стал воюще, противно плакать.
— Да не предатель же я, — всхлипывал он. — Я ведь только добра вам хочу… Куда нам идти? Где спасаться?
— Веди прямо в бой! — отвечали ему солдаты. «Но капитан Полуботко, ссылаясь на боль в ногах, отказал подчиненным» (выписка из официальных бумаг). Пока они там препирались, японцы стали окружать отряд. Полуботко кричал:
— Куда вы все разбежались? Стойте, мать вашу так… Не хотите меня слушать — вам же хуже будет!
Тяжко дыша от усилий, матросы подымались на вершину сопки, задержавшись на ее лесистом склоне. Издали они видели, что японцы не спеша подошли к капитану Полуботко, который показывал им свою «шпаргалку». Японские офицеры стали сравнивать ее со своими картами, затем они смеялись. Вся эта сцена произвела на матросов ужасное впечатление. Архип Макаренко прицелился в Полуботко, потом опустил винтовку:
— Патрона жаль! Пошли, братва.
— А куда?
— Пошли в лес. Там спросим.
— У кого спросим? У медведя, что ли?
— Да уж куда-нибудь выберемся…
На пятый день пути, оборванные и голодные, они случайно встретили отряд капитана Таирова, тащившегося в сторону бухты Маука от самого села Петропавловского… Таиров не обрадовался матросам, только спросил — где мичман Максаков?
— Ушел в Корсаковск и не вернулся.
— Знаем мы эти фокусы. Он сейчас с японцами шампанское распивает, а вы, как дураки, по лесам шляетесь…
Эти подозрения вывели Макаренко из себя.
— Не только мы шляемся, — ответил он Таирову. — Вы шляетесь, Арцишевский шляется, а Полуботко дошлялся до того, что в штаны наклал, теперь его самураи от дерьма отмывают.
— Ты не хами мне! — возмутился Таиров.
— А что вы мне сделаете?
— Шлепну наповал, и дело с концом.
— Да шлепай! Не ты, так японцы шлепнут…
Обстановка в отряде Таирова была неважная, и Макаренко сразу заметил, что солдаты не доверяют дружинникам, а дружинники сторонятся солдат. Однако именно каторжане и поселенцы пригласили матросов к своим кострам, предложили им каши с мясом. Матросы присыпали кашу своей солью:
— Соль наша, а каша ваша…
Крупные чистые звезды всходили над Сахалином. Еще ничего не было решено в судьбе этих людей, но каждый, засыпая, думал, что смерть ходит на цыпочках где-то рядом.
— Корсаковск на проводе, — доложили Ляпишеву.
— Слава богу! — обрадовался губернатор, беря трубку телефона. — Это вы, барон Зальца?
Телефон донес до него едкий смешок Кабаяси:
— Добрый день, дорогой Михаил Николаевич! Теперь в Корсаковске окружным начальником буду я, и к вам в Александровск скоро приедет управлять делами Такаси Кумэда, ныне майор славной армии великого японского императора Муцухито…
Только теперь Ляпишев понял, что Южный Сахалин во власти японцев, и генерал-лейтенант юстиции кричал в трубку:
— Мы не признаем власти вашего императора на русской земле! Я, как юрист, заявляю, что Япония не имела никаких прав для нападения. Ваши операции против русского Сахалина — это неправомочное действие, его нельзя оправдать никакими положениями военного трава, где сильный побеждает слабейшего. Вы, японцы, навязали жителям Сахалина войну именно в тот момент, когда Токио само выразило желание к миру, а Россия уже дала согласие на ведение мирных переговоров в американском Портсмуте… Русский народ этого преступления не забудет! Он не забудет и никогда не простит.
