Старшины в такт гребле испускают пронзительные вопли:
— Два-а-а… рраз! Два-а-а… ррвок!
При выкрике «раз» лопасть выскакивает из воды, к развернутое горизонтально весло молнией отлетает к носу шестерки. С бурлением лопасть захватывает воду для следующего гребка.
— Два-а-а… ррвок!.. ррвок!
Шлюпка идет толчками. В самом конце гребка спина гребца должна лечь на колени юнги, что сидит позади. Неукоснительное требование: замах весел делать как можно дальше. При вырывании весла из воды не полетишь вверх тормашками, ибо ноги продеты в петли на днище шлюпки. Поначалу трудно. Весло захватывает не воду, а воздух. Волна поднялась чуть выше, и весло чуть ли не до самого валька погружается в воду. Никак его не выдернуть из моря, хоть вытаскивай торчком из-за борта, как палку. Моряки в таких случаях говорят: «Поймал щуку».
— Ой, у меня весло уплыло! — кричал Коля Поскочин.
Старшина, ругаясь, клал шестерку в развороте, юнги с хохотом выручали весло из волн.
— Башку теряй, не жаль, а весло — это тебе не башка!
Белое море — море чудесное. Никто бы раньше не подумал, сколько в нем живности и красот. Когда старшина скажет: «Суши весла!» — юнги перегибаются за борт, вглядываясь в воду. И чего тут только не увидишь — и огненных морских ангелов, и цветное желе медуз. Сонно ползают по дну жирные утюги камбал, а из глубины светятся лучи кремнистых звезд — таких идеально правильных очертаний, словно природа отштамповала их серийно на своем удивительном станке.
Загребными сидят самые сильные — Федя Артюхов и Финикин, а Савка с Поскочиным — баковыми, с укороченными веслами. Загребные с кормы задают ритм гребле, но Финикин славен своей несообразительностью. По команде «суши весла» он шабашит, убирая весло под рангоут; старшина кричит «шабаш», а Финикин «сушит» весло над водою… Посреди шестерки, разделяя ряды гребцов, покоится под чехлом рангоут — мачта с реями и парусами. Финикин уже не раз намекал Росомахе:
— А чего это мы? Уже все измочалились… Поставим парус!
— Под парусом пойдешь, когда с тебя сто потов сойдет на веслах. А ты еще до четвертого пота не догреб… Навались! Два-а-а…
Вальки для равновесия залиты свинцом, а рукояти отполированы наждаком. В уключину весло ставится тем местом, где веретено охвачено кожей, и надсадный скрип мокрой кожи сопровождает все время гребли. Юнги работают обнаженные, солнце уже золотит их спины. Завтра утром с коек своих они встанут со стоном. Будут юнги, как дряхлые старцы, хвататься за поясницу. Но это завтра, а сегодня в дугу сгибаются весла из гибкого ясеня. В анкерках плещется запас пресной воды. Замах — гребок, замах — гребок!
Кажется, с таким усердием можно переплыть океан.
— Почти как на галере, — сказал Коля Поскочин. — Не хватает только профоса с плеткой, чтобы огрел нас как следует.
— А кто такой этот профос? — спросил его старшина.
— Корабельный палач. Была и такая должность на старом флоте. А русские люди «профоса» переделали в «прохвоста»…
— Ясно! Теперь помолчи, а то собьешь дыхание. — Росомаха глянул на корму. — Правая навались, левая табань!
Шлюпка волчком развернулась на месте, ее форштевень направился в сторону берега, и тогда старшина крикнул:
— Обе на воду! А то опоздаем к обеду…
Обратно из шлюпочной гавани юнги шли лесом — без строя, вразброд, полуголые, босые. Совсем рядом с ними раздался выкрик:
— Стой! Кто идет?
Случайно они выбрели на тот склад боепитания, который когда-то охранял Савка и где в ночи вокруг него шлялся враг. Часовой теперь стоял с патронами в обойме карабина.
— Да не шуми ты, — отвечали ему юнги, смеясь. — Кого испугать решил? Не видишь, свои в доску ребята идут…
В Савватьеве Савка попросил Росомаху отпустить его.
— А куда тебе?
— В политотдел хочу зайти… к Щедровскому.
— Чего тебе там?
— Отец-то совсем не пишет. Одно лишь письмо…
Щедровский удивился, увидев Савку на пороге своего кабинета.
— Кто тебя прислал ко мне?
— Никто. Сам решил зайти… насчет отца…
— Странно! Вот как раз ответ о твоем отце. Только что вскрыл пакет, и вдруг являешься ты… Бывает же такое!
Савка молча ждал, что ему скажут.
— Трудно это говорить, — сказал Щедровский. — Но ты уже взрослый человек и сможешь пережить самую горькую правду. Отца твоего нет в живых. По справке видно, что он был вычеркнут из списков части еще осенью прошлого года…
После отчаянной гребли вдруг заломило руку.
— Плакать я не буду. Но, может, он… в плену?
Щедровский отрицательно покачал головой:
— Моряков, тем более — комиссаров флота, враги в плен не берут. Да они и сами, как ты знаешь, не сдаются…
Затягивать разговор было не к чему.
— Мне скоро исполнится пятнадцать. Летом. Теперь мне можно вступить в комсомол?..
* * *
Юнги в нетерпении спрашивали:
— Когда же закончится учеба? Когда на флот?
Офицеры отмалчивались. Или кратенько отвечали:
— Погоди. Еще навоюешься…
Савка как-то случайно раскрыл «Рулевое дело» и вдруг заметил, что почти все главные разделы они прошли. Взял «Управление маневрами корабля» — осталось пройти приемы буксировки кораблей.
— Ребята, — сказал он, — а ведь мы скоро уйдем!
Физическая подготовка была резко усилена. Среди ночи юнг часто поднимали по тревогам с оружием. Они проделывали длинные марши бегом по пересеченной местности. Порядок при этом был такой: попалось на пути озеро — не обходить его, а переплывать любое, какое бы ни встретилось на пути. Это были необычные ночные марши: авангард роты уже выходил из воды на берег, когда конец колонны еще только начинал заплыв, держа над собой карабины. Любовь к воде стала у юнг доходить до смешного. Как только подавался звонок на перемену, юнги швыряли на столы свою робу, голые сыпались изо всех окон и — в воду! Десять минут плавали, а когда гремели звонки к уроку, они уже чинно сидели за столами, наспех вытирая лбы подолами голландок. Море из затаенной опасности превращалось в дружескую стихию, вода становилась родной колыбелью! Юнги еще не думали, что море способно обернуться для них иной стороной — трагической…
Сейчас юность жила одним — ожиданием.
— Хочу на Балтику, — мечтал Федя Артюхов.
Джек Баранов, грезя о глубинах океана, отвечал:
— Балтика? Но там же мелко… будешь на пузе ползать.
На что суровый Федя выкладывал, что думал:
— В луже ведь тоже потонуть можно, и дело не в этом. Балтика — мать флота российского, здесь и революция начиналась. А ты глянь на карту — сколько еще балтийских земель освобождать предстоит… Сколько десантов надо выбросить с моря!
