— Возможно, но, как ты помнишь, я не за этим к тебе пришел. Смогу я, если одержу над тобой победу, спокойно забрать с собой того, кого ты зовешь Тиканти, а я буду звать Оливье де Турнемином?
Ирокез невесело усмехнулся.
— Если ты выйдешь победителем, мне, разумеется, уже не отдать приказа. А значит, ты свободно его заберешь. Однако пора нам готовиться.
Все так же торжественно они снова вышли на берег реки. Солнце уже начало опускаться за деревья соседнего леса, и Жиль невольно бросил взгляд на позолоченные его лучами верхушки.
Наверняка Тим вернулся в это убежище и с вершины одного из залитых теплым сиянием деревьев наблюдал за всем, что происходило. И Жиль помахал в ту сторону рукой, словно прощаясь, потому что одному Господу известно, кто из двоих — он или его соперник — выйдет живым из прекрасной реки, несущей свои прохладные воды в огромное синее озеро.
По правде сказать, трудно было бы найти более красивое обрамление для смертного поединка… Прямо перед Жилем лежало широкое устье Освего, его охраняли два форта, над которыми, как дерзкий вызов, развевались английские государственные флаги. Дальше сверкало озеро, усеянное островами, — на его берегах скоро соберутся индейцы разных племен и торговцы из Олбани (в том числе Тим, если останется жив). Небо над озером играло всеми оттенками гиацинта и турмалина, и молодой человек даже подумал, что ему никогда не приходилось видеть картины прекраснее. Жаль только, что времени осталось совсем мало. Вот перед ним человек, с которым ему предстоит сразиться в светлых быстрых водах, человек, у которого много причин его ненавидеть… А вот ребенок, с синими, как у Турнемина, глазами, он стоит на берегу и, наверное, молит своего индейского бога, чтобы Жиль проиграл сражение.
Усилием воли отогнав расслабляющие мысли, Турнемин стал раздеваться, Корнплэнтер тоже, и, хотя он и без того был почти наг, времени эта процедура у вождя заняла столько же из-за многочисленных серебряных украшений. Невдалеке столпились все жители деревни, они радостно вопили, и Жиль заметил в толпе Наэну, с нежностью и тревогой прижимавшую к себе светловолосого мальчика. Она тоже молилась не за его победу.
Раздевшись донага, противники повернулись друг к другу. Кожа индейца отливала старой медью, а у француза имела оттенок чуть потемневшей слоновой кости, но тела обоих были испещрены шрамами, свидетельствами мужества — и тому и другому не впервые приходилось оказываться лицом к лицу со смертью.
Корнплэнтер вдруг воздел свои раскрытые ладони к солнцу, как в молитве… о сохранении жизни, может быть. Жиль тоже шепотом обратился к Богу, затем размашисто осенил себя крестом и стал ждать.
— Начнем! — воскликнул вождь. — И пусть победит сильнейший.
— Нет, победит тот, кому улыбнется счастье!
Наши силы равны, как мне кажется, а зла на тебя я не держу. Сажающий Маис.
На суровом лице ирокеза мелькнула улыбка.
Потом, указывая рукой дорогу, он прошел на нос одного из каноэ, где на веслах уже сидели двое воинов. Жиль ступил на другое, и к середине реки поплыли две лодки, а на носу у каждой блестела под солнцем бронзовая фигура, хотя эти статуи и различались оттенками. Противники опирались на трезубцы, а у их ног лежали длинные ирокезские ножи. Едва они достигли выбранного для битвы места, Корнплэнтер нагнулся, быстро поднял нож, сжал его в зубах и, резко выпрямившись, вошел в воду, словно медная игла. Жиль, ни секунды не раздумывая, последовал его примеру. А гребцы мгновенно отвели свои лодки подальше, как бы образуя условное поле сражения.
Жиль нырнул глубоко. Он хотел сначала достать до дна, чтобы точно знать, в каких
условиях ему придется действовать. Он надеялся, что найдет подводную скалу, из-за которой сможет понаблюдать за противником. Вода, хоть и казалась коричневатой, была на самом деле светлой и достаточно прозрачной. Жиль увидел Корнплэнтера всего в нескольких метрах от себя. Ирокез избрал ту же тактику и быстрее Турнемина достиг дна. Оттолкнувшись от земли, он сможет бросить во врага трезубец… Жиль опередил его.
Устремившись прямо на вождя, он вдруг резко повернулся. Подогнутые ноги выпрямились и, как расправившаяся пружина, ударили Корнплэнтера прямо в солнечное сплетение. Тот согнулся пополам, а Жиль, оттолкнувшись от дна, поплыл вверх, чтобы перевести дыхание. Врагу тоже придется сейчас подняться на поверхность.
И, в самом деле, мгновение спустя, из воды показалась бритая голова ирокеза. Жиль, выставив трезубец, нырнул и бросился прямо к неприятелю. Но он не привык к такому оружию и промахнулся: гарпун вонзился в дерево пироги, возле которой оказался вождь.
Теперь у Жиля остался только нож. Он взял его в руку и стремительно поплыл в сторону второго каноэ, которое могло послужить ему прикрытием. Корнплэнтер уже преследовал его, он-то умел, к несчастью Турнемина, пользоваться трезубцем.
Жиль обернулся, почувствовал, как кора царапнула его плечо, и понял, что нависшая над ним тень и есть пирога. Он хотел обогнуть ее, чтобы хоть так защитить себя от гарпуна, но Корнплэнтер настигал, яростно бороздя гладь реки. Вот сейчас грозное оружие, в которое враг вложил всю силу своих мышц и всю свою мощь, вонзится в Жиля. Но в последний момент Турнемин перевернулся вокруг своей оси, и заостренные зубья, пройдя в трех дюймах от его горла, впились в лодку позади француза, а сам Жиль уже плыл к противнику, высоко подняв кинжал.
Он не боялся, что Корнплэнтер снова возьмется за трезубец, потому что от сильного удара у оружия обломалась рукоять.
Ему удалось задеть плечо ирокеза, но лезвие лишь царапнуло медную кожу. Тем не менее вода окрасилась кровью. Он собирался повторить атаку, но Корнплэнтер был не из тех, кому можно наносить удары безответно. Его нож вонзился в Руку Жиля, зарычавшего от боли, но сумевшего все же перехватить вооруженную кисть противника. Нечеловеческим усилием Турнемину удалось заставить врага разжать кулак. Корнплэнтер выпустил нож, и он медленно пошел ко дну.
Но обезоружить вождя — еще не значит победить. Его длинные, крепкие, мощные руки обхватили шевалье и стиснули так, что весь воздух вышел из груди Жиля. Француз почувствовал, что задыхается, и из последних сил ударил наугад…
Нож вонзился в спину Корнплэнтера, тот охнул и разжал руки. Жиль оттолкнул его и вылетел на поверхность с победным криком. Небо встретило его алым полыханием закатного солнца, он увидел его ослепительную красоту и в тот же миг услышал гневные вопли индейцев.
Но Жиль не успел порадоваться победе. Пока гребцы каноэ, доставлявшего вождя, вытаскивали Корнплэнтера из воды, один из воинов с другой лодки прыгнул в воду с ножом в руке. И француз понял, что ему суждено умереть или придется сразить одного за другим всех мужчин племени, Ну, убьет он одного, второго, может быть, третьего, однако усталость свое возьмет, и в конце концов четвертый или пятый противник его все-таки прикончит.
Но Турнемин решил дорого продать свою жизнь и снова вступил в бой. Пришедший на смену вождю ирокез оказался очень молод и неопытен, Жиль без труда одолел его, и скоро труп воина поплыл по течению. Но следующий индеец уже прыгнул в воду, а от берега отчалило каноэ и понеслось к устью вылавливать мертвеца, чтобы предать его, как положено, погребению, иначе его душа не сможет найти дороги в небесные кущи.
