В его словах было столько дружеского доверия, что Жиль, несмотря на глухую боль в сердце, не смог сдержать смеха.
— Мы попусту теряем время, дорогой Пьер.
На самом-то деле лишь один человек, кроме твоей матери, разумеется, имеет право решить этот вопрос — сама девушка. Что говорит Мадалена?
— Мадалена ничего не говорит, потому что ничего еще не знает. Нед до того влюбился, что едва смотреть в ее сторону осмеливается. А уж поговорить с ней — куда там! Кажется, он ей нравится, но вот любит ли она его? Узнать, что на сердце у девушки, дело нелегкое.
— Вот с этого и надо начать. Расспроси сестру.
— Думаете, так будет лучше?
Предложение Жиля совсем не обрадовало Пьера, о чем свидетельствовала его кислая мина.
При виде его вытянувшегося лица Турнемин снова расхохотался.
— Неужели так тяжело? Ну попроси мать, она сама ее спросит!
— Моя мать думает так же, как я. Она согласится выдать Мадалену, только если вам действительно понравится жених.
— Иначе говоря, если Нед Биллинг устраивает вас троих, но не нравится мне — вы ему откажете?
— Вот именно.
— Но, дружище, как я вообще могу судить о нем? Я его совсем не знаю. Сегодня видел впервые. Конечно, неплохо, что у него есть место клерка и что он племянник миссис Хантер, но, повторяю, решать должна Мадалена. Ведь речь идет о ее судьбе… ее счастье.
Последнее слово далось ему с трудом. Мысль, что кто-то другой может прийти и вот так запросто отнять у него ту, о которой он и мечтать себе запрещал, была для Турнемина невыносима, но он не чувствовал себя вправе ответить что-нибудь, кроме того, что сказал. Единственная надежда на саму Мадалену: если она не любит парня, она откажет ему. Хотя, может, это был бы выход.
Не лучше ли, в самом деле, отрезать сразу, выдать Мадалену замуж и оставить в Нью-Йорке, а не тащить за собой под знойные небеса Нового Орлеана, где искушение может стать невыносимым?
Но добровольно отказаться видеть ее, вдыхать аромат этого расцветающего невинного бутона — разве не значит приговорить себя к бесконечным терзаниям?
Вздох Пьера вывел Жиля из горько-сладких размышлений.
— Значит, вы считаете, я должен поговорить с Мадаленой? — несмело переспросил Пьер.
— Естественно. Ты против ее замужества?
— Да нет, не против. Я уже говорил, господин Жиль, Нед хороший парень, работящий и из приличной семьи. У него неплохое место, и, думаю, Мадалена была бы счастлива, Только…
— Только что?
— Эгоист я все-таки. Если Мадалена выйдет за Неда, нам придется расстаться, это очевидно. Вы же не собираетесь оставаться в Нью-Йорке? Мы поедем в Виргинию?
— Нет. В Виргинию я больше не вернусь и даже вообще не останусь в Соединенных Штатах — я здесь нежеланный гость, мне дали это понять.
Я собираюсь перебраться в Луизиану. Однако, Пьер, если Мадалена захочет выйти за Неда, вы с матерью можете остаться с ней. Я не забыл, что обязан своим состоянием вам, и сделаю все, чтобы вы могли жить в Нью-Йорке безбедно. А Мадалене я дам приданое и…
— Умоляю, господин Жиль, ни слова больше! — Голубые глаза Пьера наполнились слезами. — Мать и сестра вольны поступать как им угодно, но я ни за что не расстанусь с вами.
Именно поэтому мне и не хочется просить Мадалену за Неда. Если она согласится, если она любит его, значит, мы расстанемся. И я… я хотел просить вас поговорить вместо меня с Мадаленой. Вы будете более беспристрастным посредником, чем я.
— Думаешь? Я не хотел бы видеть тебя несчастным, — искренне сказал Жиль, плохо представляя себе, как он станет просить руки той, которую любит, для совершенно незнакомого ему человека.
Пьер обреченно пожал плечами.
— Рано или поздно расстаться придется. Мадалена должна выйти замуж, не будь вас, она была бы сейчас в монастыре, как все бедные девушки. Так ли, иначе, решаться надо. Но лучше будет, если с ней поговорите вы.
— А почему не ваша мать? Разве это не ее обязанность?
— Вообще-то, конечно. Но, как вы считаете, захочет мать добровольно расстаться с дочерью?
Если вы согласитесь выступить в роли посредника, то избавите ее от опасений, тревог даже… или, по крайней мере, отдалите их.
— У тебя на все готов ответ, — сказал Турнемин, уважительно положив руку на плечо молодому человеку, — Где она может быть в такой час, не знаешь?
— В бельевой, конечно. По утрам она ходит в церковь слушать мессу, ест вместе с нами на кухне, а все остальное время до темноты проводит в бельевой. Работы всегда хватает — Фаншон очень требовательна к белью госпожи.
Жиль нахмурился. Ему это совсем не понравилось: если Фаншон считала, что их недавняя связь дает ей право командовать в доме, придется сбить с нее спесь. Конечно, он совершил ошибку, взяв то, что само шло в руки, однако давно уже пора раз и навсегда поставить юную особу на место.
— Я сейчас же повидаю Мадалену, — сказал он Пьеру, стыдясь отчасти, что под предлогом услуги идет навстречу собственному страстному желанию встретиться с девушкой.
И, не дожидаясь ответа молодого человека, повернулся и зашагал к дому.
Маленькая чернокожая служанка, которая несла кувшин дымящегося шоколада, сказала ему, что бельевая находится под самой крышей, на третьем этаже. Свет в нее проникал через круглое окошко, возле которого и сидела с пяльцами в руках Мадалена.
Она была так прелестна, что Жиль, распахнув дверь крошечной комнатушки, застыл на пороге.
В платье из лазурного полотна с целомудренно прикрытым муслиновой манишкой глубоким вырезом, манжетами одного с манишкой цвета, в маленьком чепчике из той же ткани на бледном золоте шелковистых волос, девушка прилежно трудилась, склонив над работой почти детский нежный профиль, опустив длинные мягкие ресницы, под которыми. Жиль знал это, прятались темно-синие, почти фиолетовые, очи. Она так старательно вышивала, что в уголке рта показался розовый кончик языка. Комнату наполнял запах высушенного на лугу чистого белья, сухих трав, разложенных на открытых полках между стопками простыней, и казалось, аромат этот исходит от самой Мадалены.
Дверь отворилась без скрипа, и девушка ничего не заметила, но, когда Жиль решился войти в бельевую, она вздрогнула, словно очнулась от сна, повернулась к нему и, узнав посетителя, внезапно залилась краской. Она хотела встать, но от неожиданности стала неловкой — пяльцы выскользнули у нее из рук.
— Здравствуйте, Мадалена, — произнес Жиль, нагнувшись, поднял рукоделие и подал его хозяйке. — Я, кажется, испугал вас. Простите, надо было мне постучать.
— Да что вы, я вовсе не испугалась, — улыбнулась девушка, снимая с белоснежного фартука приставшие к нему шелковые ниточки. — Просто задумалась. А вы застали меня врасплох. Я вам нужна, господин шевалье? К вашим услугам.
