— К сожалению, — ответил Йодль, — информация абвера скудная. Иногда мы довольствуемся наблюдениями из окна уборной в экспрессе Владивосток — Москва, когда этим маршрутом пользуются наши дипломатические курьеры из Токио.
— И много они увидели, сидя на унитазе?
Кейтель выложил перед фюрером фотоснимки:
— Вот! Даже сидя на унитазе, можно иметь некоторое представление о русских делах… В Сибири замечено скопление воинских эшелонов, вроде бы они передвигаются в западном направлении. Но при этом абвер не подтверждает уплотнения русских войск близ западных границ России.
Гитлер еще раз глянул в свою директиву.
— Ладно, — сказал он. — Впрочем, это лишь план. Начинать же войну с Россией — все равно что отворять двери в темную, никому не известную комнату. А кто там торчит за дверью, и что он держит в руках, этого мы пока не знаем. Но мы обязаны начать войну весной сорок первого, ибо вермахту уже более никогда не достигнуть той мощи, какой он обладает сегодня.
Перед рейхсканцелярией заиграл оркестр. Свежий ветер трепал над фасадом зданий выцветший лозунг: «Один народ, одна партия, один фюрер ». По улицам маршировали юнцы из организации Гитлерюгенд (от 14 лет и старше), за ними шагали «пимфы» (в возрасте от 6 до 10 лет) — все они были с кинжалами и под рокот множества барабанов распевали!
Дрожат одряхлевшие кости
Земли перед боем святым,
Сомненья и робость отбросьте,
И завтра уже победим…
Совещание закончилось. Генеральштеблеры расходились.
— Постойте, — вдруг задержал их Гитлер. — Римский дуче обратился ко мне с просьбою помочь ему в африканских делах. Кто у нас более всех пригоден для выживания в пустыне?
Опережая других, Паулюс уверенно шагнул вперед!
— Нет, не я! — «гавкнул» он. — Но мне известно, что генерал Эрвин Роммель не откажется от любого приказа.
Гитлер понятливо кивнул, одобряя кандидатуру. Но генерал Гальдер потом с неудовольствием выговорил Паулюсу:
— Что вы подсунули нам «швабского задиру»? Роммель — это человек, которого в мирные дни лучше всего держать на железной цепи, а во время войны его лучше всего повесить…
* * *
— Земной шар, — утверждал Гитлер, — это всего лишь переходящий кубок, который достается чемпиону-победителю…
Перед нападением на СССР фюрер поспешно сколачивал громоздкий блок сателлитов. Он обретал союзников из принципа странной немецкой поговорки: «Прошу, будь мне хорошим другом, иначе я шарахну тебя дубиною по башке». Его представители разъехались по столицам Румынии, Финляндии, Венгрии и Болгарии, навестили и Франко в Мадриде. Гальдер нанес визит (и первый) маршалу Маннергейму в Хельсинки. Паулюсу пришлось срочно вылететь в Бухарест, чтобы обговорить некоторые детали на будущее с диктатором Антонеску, тем более, что Гитлера приманивали румынские нефтепромыслы (своего горючего не хватало). Задача Паулюса осложнялась тем, что король Михай шел на поводу Антонеску, а вот его жена, королева Елена, была настроена против Гитлера. Паулюс в переговорах преуспел, ибо ему помогли родственные связи — шурин Паулюса, кузен его очаровательной Коко, был придворным при дворе королевской четы…
Из Будапешта Паулюс вернулся в Берлин, окрыленный успехом в переговорах. Берлин встретил его оттепелью, а жена — первыми фиалками. Из-под колес генеральского «мерседеса» выплескивало струи талой воды. Паулюс тронул руку жены.
— Моя любимая женщина, «тихо скрипка играет, а я молча танцую с тобой». Видишь, Коко, как все удачно складывается?
— Ах, Фриди, я очень боюсь, что будет война с Россией… Но я, как жена твоя, конечно, радуюсь твоим успехам. Прости, — сказала Коко, — у меня даже появилась одна сокровенная мечта: я давно вижу тебя фельдмаршалом. Не смейся! И пусть твой маршальский жезл сверкает алмазами и рубинами…
…Сталинград? Пожалуй, Коко и не знала такого города, в подвалах которого ее муж станет фельдмаршалом.
12. След львиной лапы
— Италия, — сказал дуче, — ах, как любит меня Италия!
Лязгнуло железо затворов громадного вольера, за прутьями решетки нервно похаживала разъяренная львица, стегая хвостом по воздуху. Бенито Муссолини бесстрашно шагнул в клетку.
— Италия, — нежно позвал он хищника. — Неужели ты не узнала меня… своего любимого дуче?
Иностранные корреспонденты раскрыли блокноты, а кинооператоры разом вскинули свои камеры, дабы запечатлеть исторический момент. Италия (такова была кличка львицы) ткнулась в колени Муссолини, потом, поднявшись на задние лапы, облизала лицо диктатора горячим языком, шершавым, как наждачная бумага.
— Снимайте! — крикнул дуче корреспондентам. — Пусть эти кадры сохранятся для потомства, и пусть все в мире знают, как горячо любит Италия своего великого дуче… Недаром же я поклялся оставить в истории след львиной лапы!
Африка — вот куда влекло вождя партии фашистов и он, дуче, с гордостью носил на черной рубахе значок этой партии, который в итальянском народе называли «клопом».
* * *
Фридрих Паулюс и Эрвин Роммель встретились под сводами богатого отеля «Адлон» ради ужина, чтобы поговорить.
«Адлон» являлся прибежищем высокопоставленных нацистов и богатой публики. Здесь никто не думал о повышении квартирной платы или о том, как растянуть на всю неделю 500 граммов мяса по карточкам. Звучала тихая музыка, не мешавшая беседовать. Струились фонтаны, подсвеченные прожекторами.
Между столиками в узких трико телесного цвета дефилировали с корзинами цветов кокетливые девицы, главная из них била в барабан.
Роммеля всегда отличала приятная белозубая улыбка, в его глазах светилась сила ума и сдержанной злости. Сейчас, как и в молодости, друзей сближали крайности характеров: Роммель горяч, а Паулюс холоден. Роммель уже был извещен о том, что его ждет Африка, и он почти невозмутимо выслушал от Паулюса, что Муссолини постоянно колотят:
— Бьют в Ливии, бьют в Греции и даже (стыдно сказать) в ничтожной Албании. Фюрер потому и счел нужным поддержать дуче ради политического престижа фашизма, столь родственного идеям национал-социализма. Мало того, — сказал Паулюс, — фюреру совсем не хотелось бы залезать в пекло Африки.
— Тогда на кой черт сдались Киренаика и Мармарика?
— Личная услуга фюрера, оказанная Муссолини. Роммель что-то прикинул в уме:
— Как далеко бежали итальянцы от англичан?
— Образовался разрыв миль около трехсот.
— А сколько танков у британского Уэйвелла?
— Двести. В основном — «Валентайны» и «Матильды» В этих танках мало брони, зато много пластмассы, потому они горят, как пасхальные свечи. Уэйвеллу не хватает утяжеленных «Черчиллей», у которых защита приличнее. Я не думаю, — сказал Паулюс, поднимая бокал с кианти, — что тебе будет там трудно. Английские позиции удерживают колониальные новозеландцы, австралийцы, индусы. Наконец, там собрались и поляки, которых мы не добили. В пустынях у англичан появился даже еврейский батальон.
