Паулюс не ожидал такого «благословения», ради которого, кажется, и явился к отставному стратегу.
— Простите. Если приказ дан, я его выполню.
— Даже если он преступен? — усмехнулся Бек.
— Однако — преступен и тот, кто не исполнит приказ высшего командования, — возразил Паулюс. — Из этой альтернативы образуется колдовской круг, из которого нам, военным специалистам, уже никогда не выбраться.
— Но я-то, — воскликнул Бек, — я выбрался!..
Паулюс молча откланялся, и они расстались. Дома Паулюс застал барона Кутченбаха.
— Вы чем-то встревожены? — заботливо спросил зять.
— Может быть. После разговора с Людвигом Беком остался на душе скверный осадок, как в кружке с дурным пивом. Стоит ли так жестоко морализировать, если развитие боевой техники уже давно перечеркнуло все христианские добродетели Гаагской и Женевской конвенций? Я совсем не думаю, что мы придем в Россию как спасители, а русские не встретят нас как великие гуманисты… Наши древние боги всегда алчут крови!
Беседа же с Беком долго не забывалась и будет мучить Паулюса даже в России — за колючей проволокой лагеря № 27. Не это ли порицание фон Беком его, автора плана «Барбаросса», через три года и заставит Паулюса шагнуть к микрофону московского радиовещания, чтобы сказать всем немцам:
— Внимание! Это говорю я, фельдмаршал Фридрих Паулюс, которого в Германии объявили мертвым…
13. А теперь можно танцевать
Коричневая чума расползалась по миру — как злокачественный лишай. В марте немецкие войска уже хозяйничали в Болгарии, Антонеску расквартировал в Румынии 20 германских дивизий, в Финляндии немцы вели себя как дома; маршал Маннергейм даже отменил в стране «сухой закон» — ради приятных союзников, желающих выпить и закусить копченой салакой. Гитлер направил армию в Грецию, дабы выручить разбитого там эллинами Бенито Муссолини. Паулюс в это время горячо одобрял нападение на Югославию, связывая его (хотя бы теоретически) с предстоящим вторжением в пределы России. «Нашими целями в данном случае, — писал он, — было прежде всего иметь свободным свое правое плечо, когда мы нападем на Россию…»
Гитлер распорядился выделить дивизии для дуче в Албании:
— Без нас ему даже с янычарами не справиться…
Наверное, в Москве уже обратили внимание, что штабы армий Теодора фон Бока и Ганса Гюнтера фон Клюге разместились в Познани и Варшаве; пока эти фельдмаршалы держали войска подальше от рубежей СССР, чтобы Москва не слишком-то волновалась. В это же время, громыхая газами мощных выхлопов, включив боевые прожекторы, танки Роммеля, высадившиеся с кораблей в Триполитании, уже рвали железными траками полосы верблюжьих колючек, танки величаво удалялись в пустыни Киренаики. Немецкая агентура подняла восстание в Сирии, возникли волнения в сопредельном Ираке, — и это понятно, ибо Гитлер, как и Наполеон, объявил себя большим другом и защитником мусульманского мира…
Немецкие агенты уже давно проникли в Крым, где вели среди татар умелую пропаганду, взвинчивая мусульманский фанатизм. «Германский эффенди Адольф, — говорили они татарам, — родился с зеленой каймой вокруг живота», что является несомненным признаком мусульманской святости…
Был февраль 1941 года, когда Паулюс застал Гальдера в гордом одиночестве. На столе начальника генштаба валялся «Милитервиссеншафтлихе рундшау» — главный печатный орган ОКХ.
— Читали? — спросил Гальдер, с линзой в руках чуть ли не животом ползая по огромной карте. — Информация Кёстринга о переменах в Москве подтвердилась. Сталин сделал умного Шапошникова заместителем Тимошенко, а начальником в генштабе выдвинул какого-то вундеркинда по фамилии Жуков… Случайно, не того, что был при Халхин-Голе?
Пришлось потревожить полковника Адольфа Хойзингера, большого знатока Красной Армии, который и доложил:
— Жуков. Георгий. Отца звали Константином. Пошел наверх. Он резок. Порою нетерпим. Имеет дочь. Пожалуй, первым он применил массированный танковый удар на рубежах Монголии, с чего и началось его выдвижение. В отличие от Шапошникова, который вел себя со Сталиным независимо, Жуков, только что появясь в Генштабе, вряд ли проявит себя в полной мере.
— Все? — спросил Гальдер, отбросив линзу.
— Пока все. Будущее покажет, кто такой этот Жуков…
Отпустив Хойзингера, Гальдер жаловался Паулюсу;
— Уже не хватает пробок, чтобы заткнуть все дырки в нашей разбухающей бочке. Видите, сколько фронтов сразу… тут сам дьявол ногу сломает! Кому что дать, у кого что отнять. Отныне нам, Паулюс, ничего не остается, как перенести сроки нападения на Россию… Может, оно и лучше? Дороги подсохнут…
27 марта 1941 года Паулюс был приглашен на «большой ковер» в рейхсканцелярию. В центре огромного зала состоялась нервная беседа Гитлера с Йодлем и Кейтелем. ОКВ было взволновано. Гитлер с пафосом рассуждал, что от перенесения сроков на июнь планы войны с Россией не пострадают.
— Да, Югославия нас задержит, — признал он, — сербы очень воинственны. Надо сразу же натравливать на них усташей-хорватов Анте Павелича. Труднее всего справиться с авторитетом России на Балканах, который она приобрела в борьбе за свободу славян… Успокойте Браухича: двух летних месяцев вполне достаточно для полного сокрушения России… Паулюс, где вы? Подойдите ближе. Вам предстоит слетать в Будапешт и нажать на мадьяр, чтобы их гонведы помогли нашей пехоте в Югославии… Йодль, не хватит ли шептаться с Кейтелем? Я все слышу. Заверяю вас, что никакой зимней кампании в России не будет. Все решится в летний период, и только мухи с комарами станут помехой нашим гренадерам…
— Как бы мы ни секретничали, — напомнил Йодль, — но апрель станет конечным месяцем, когда произойдет неизбежная утечка информации… Русские наверняка все уже знают!
Паулюс, глянув на фюрера, скупо улыбнулся:
— Если они знают, то почему же держат свои главные силы стоящими от рубежей на триста и даже четыреста километров? Красная Армия эшелонирована в глубину вплоть до Днепра, их боевой максимум отодвинут к востоку, а мы против слабого минимума выставляем свой мощный максимум. Склады снабжений и аэродромы русских сосредоточены возле самых границ, что позволит нам сразу же их уничтожить.
— Паулюс более объективен, — поддержал его Гитлер.
— Благодарю, но это не моя заслуга — абвера…
На всякий случай, чтобы заглушить подозрения, Москве было предложено участие в Лейпцигской ярмарке и международной выставке в Вене. Геббельс охотно подключился в работу по дезинформации. Германия наполнилась слухами, будто следует ожидать визита Сталина в Берлин, уже скуплена вся красная материя, чтобы ко дню его приезда украсить столицу рейха красными флагами. И Сталин — таковы были слухи — уже согласен отдать фюреру Украину «во временное пользование».
Но тут начались осложнения, которых никто не предвидел. Роммель уже дал понять генералу Итало Гарибольди, кто тут господин, а кто лишь слуга, и взял командование в свои руки. На вопрос Гарибольди, что ему делать, Роммель ответил:
