— Дорогие мои, — отвечал Чуянов, — я вам не Бог, не царь и не герой. С частниками драться не стану. Это дело их совести. Но вот на колхозную торговлю нажать еще вправе и потому кое-кому влетит от меня по первое число…
Воронин из НКВД пришел с бумагами. Пользуясь затемнением города, шпана грабила прохожих. Их судили.
Воронин сказал:
— А не жалко? Молодые и — под расстрел?
— Сейчас телячьи нежности неуместны, — отрезал Чуянов. — А перевоспитывать некогда. Под расстрел не надо. Гони всех в штрафбат — там немцы их не помилуют…
Звонил из Москвы Ванников, ведающий вооружением:
— Привет. Тут маршал Кулик до меня напортачил. Исправлять все на ходу надо. Он, лопух, вместо автоматов, спихнул на армию серию винтовок СВТ… Брось один раз на землю — и больше из СВТ уже не выстрелишь. Сейчас необходимо как воздух автоматическое оружие… ППШ! Слышал о таком?
— Выезжаю в Москву, на месте все и решим, хотя для моих заводов — дело новое. Но освоим, освоим. Обещаю. Ладно.
В столице Чуянов пробыл недолго, застав Москву как раз в тот период, когда метро уже не работало; среди жителей возникла паника, удиравших на машинах рабочие сворачивали в кювет вместе с машинами, кому-то били морду. На обратном пути в Сталинград секретарь обкома впервые в жизни угодил под бомбежку, а вернувшись, сразу вызвал Воронина:
— Пора отрывать на дворах щели, подвалы очистить под бомбоубежища. Пусть наши бабки не воют — весь хлам из подвалов и чердаков выбросим. Я-то вот в поезде, когда бомбы засвистели, так, народу не стыдясь, под лавку нырнул и кепочкой накрылся…
Новое дело: мука есть, а хлеба нету. Мукомольня и хлебопекарням не хватает тока. Не дают электроэнергии. Зубанова было не узнать высох, почернел, вдобавок еще и зубы болят.
— СталГРЭС рвут на части! — простонал он. — Каждый день мучаюсь у щита распределения: кому ток важнее? СТЗ или булочным?
— Танки нужны, как и хлеб.
— О-о-ой, — провыл инженер-энергетик.
— Не вой, — сказал Чуянов. — Поезжай в Бекетовку там есть такая дивная краля, Клавдия Терентьева, на Плеханова. Видел?
— На кой ляд? До баб ли нам тут? Ой… опять схватило!
— Скажи этой красуле, что я велел тебе зубы вырвать. Она дантистка. А потом и думай — что на Т-34, а что на буханки.
Зубанова через день встретил — тот чуть не плачет:
— Больно было? — посочувствовал ему Чуянов.
— Лучше бы ее не видеть! Влюбился, как последний дурак.
— В кого влюбился?
— Да вот в эту… которая зуб вытащила.
— Мое дело сторона. Я тебе не сват. Сам разбирайся…
Были первые дни ноября. Вдруг на СТЗ не стало деталей для танков, которые всегда поставлял Тульский завод. Чуянов позвонил Жаворонкову.
— А его нету, — отвечали из Тулы. — Он с утра взял автомат и выехал на передовую, чтобы отстреливаться, А у вас какое к нему дело?
Чуянов вкратце объяснил.
— Мама дорогая! — удивились туляки. — Да у нас тут Гудериан под самым боком. Вот, погодите, отгоним от Тулы и дадим детали. У вас-то тихо?
— Тихо, — ответил Чуянов…
В день, когда пришло известие, что наши войска оставили Курск, Алексей Семенович выехал на СТЗ, чтобы проследить за отгрузкой танков — для обороны столицы. СТЗ был окружен высоченным забором, вдоль него бегали громадные сторожевые овчарки. Начальник охраны завода предупредил:
— Только ближе не подходите — вмиг разорвут. Объект секретный. Тут один тип хотел поживиться, одни пуговицы остались…
Чуянов испытывать судьбу и не собирался. Слишком ж страшны были громадные пасти псов с ощеренными клыками, служившие верной порукой тому, что ни один лазутчик не осмелится сигать сюда через забор. Около полудня Чуянова разыскали в цехах, велели скорее бежать в кабинет директора СТЗ.
— А кому там я понадобился?
— На проводе сам … товарищ Сталин.
Чуянова удивило, что Сталин разговаривал спокойно:
— Что за пушки вы там конфисковали в свою пользу? Артуправление в Москве не подтверждает наличие этого эшелона в вашем Сталинграде.
Чуянов ответил, что триста пушек он уже велел переделать в зенитные орудия, нужные для ПВО на переправах через Волгу.
— А разве вас бомбят? — спросил Сталин.
— Нет, товарищ Сталин. Но какие-то самолеты летают.
— Хорошо, — произнес Сталин. — А с нашими ротозеями из Артуправления, забывшими, где посеяли целый эшелон пушек, я разберусь в Москве уже сам … по-отечески!
Чуянов закончил разговор и перевел дух с таким облегчением, с каким, бывало, в юности сваливал мешок на пристани.
— По-отечески, — сказал он про себя. — Не завидую я теперь всем тем, кому он отцом доведется. Это уж точно…
Утром 7 ноября репродукторы на площади Павших Борцов транслировали из Москвы парад, разнося по всему миру грохот солдатских сапог по брусчатке. Прямо с парада войска уходили на передовую, и это как-то окрыляло, а многие женщины даже плакали, услышав по радио звуки марша «Прощание славянки». Дедушка дома тоже прослезился:
— Давно эфтакой музыки не слыхивали, все эти да «нас побить-побить хотели…» Минина да помянули. Чай, от вашего, яти его мать, интырцанала одни ошметки остались. Чего доброго, церкву откроют. Хоть помолиться бы нам, православным, перед смертью дозволили.
— Открою , — мрачно ответил Чуянов деду.
* * *
В конце ноября Чуянов созвонился с Ростовом, к телефону подошел секретарь Ростовского обкома Двинский:
— Рейхенау жмет… танки. Боюсь, не удержаться.
— Держитесь. Я еще позвоню… завтра! Слышишь? На следующий день из Ростова звонила уже секретарша.
— Помогите… не знаю, что делать! — кричала она. — Никого уже нет, я одна. А тут такое творится.
— Где Двинский? Дай его… срочно!
— Да все убежали. Одна ведь я! А тут по комнатам немцы шляются. Хохочут. На губных гармошках наши песни играют…
С юга — от Ростова — повалили на Сталинград эшелоны — раненые. Врачей не хватало. Медикаменты — на вес золота. Кошмар какой-то! Банно-прачечный комбинат был не в силах обслужить поток исстрадавшихся людей — ампутированных, искалеченных и обожженных. Алексей Семенович распорядился:
— Банщикам работать в три смены.
— А когда у них было меньше? Вот мыла-то где взять?
— Не знаю, — честно признался Чуянов. — Найдите. Средь дня заскочил домой пообедать, опять звонок.
— Откуда говорят?
— Из зоопарка.
— Чего вам от меня понадобилось?
— Слониху Нелли кормить надо.
