Даже позывные не дали, не успели!
Акустик, услышав взрывы, по собственной инициативе привел в действие свою аппаратуру. Лицо его стало озабоченным:
— Наверху идут на нас… стараются!
— Рыбы им мало, — буркнул боцман. — Нас глушить будет…
В посту появился флагманский врач Подплава, совершивший этот поход, чтобы испытать новейшие приемы регенерации воздуха. Тихий и робкий человек, пришедший на флот с научной кафедры, он спросил очень вежливо (даже неподобающе вежливо для такой обстановки):
— Простите, а что тут в данный момент происходит?
— Шарахвут вот нас сейчас, — неласково ответил боцман.
— Не понимаю, по какому поводу… Мы же дома!
— Родные всегда больней лупят.
Акустик доложил, морщась:
— Первая серия… пошла!
Режущий шум винтов корабля пронесся над подлодкой, и со звоном лопнули бомбы. Лодку сильно встряхнуло, с переборок полетела пробка, раскрошенная в труху. Где-то с визгом разлетелись плафоны, стоял глухой стук-это бились электролампы.
— Разворачивается для второго, — доложил акустик.
— Ну разве не паразит, а? — спросил боцман. — Видать, ему эта работа понравилась. Конечно, кидай себе, — это не рыбу ловить?
Бомбы легли рядом. В соседнем отсеке что-то загрохотало.
— А товарищ попался серьезный, — сказал командир, мрачнея. — Эй, в носовом… что у вас там лопнуло?
— Ничего не лопнуло, — ответили из носа торпедисты. — Это бочка из-под сушеной картошки развалилась…
Корабль наверху разворачивался для следующей атаки.
— Вы бы ему посигналили, — подсказал наивный врач. — Мол, мы свои, идем домой, бомбить нас не надо…
— Чем же я ему посигналю? — наорал на него командир. — Или мне палец ему из-под воды выставить?
— Витя, — с укоризной сказал врачу штурман, — то, что ты советуешь нам сейчас, это называется бесплодной утопией.
— А утопия — от слова «утопили», — разъяснил всем боцман.
— Пошла серия за борт, — доложил акустик. — Бросает!
Падающие бомбы издавали на глубине гул и бульканье.
— Знать бы какую он ставит глубину? — сказал штурман.
Но тут же людей стало бить, бросая одного на другого, отсек был наполнен туманом и мелкой пробкой.
— Правильно ставит, собака! — ответил командир. — Уж больно дельно кидает… Ну, как ты, Витя? Потрясываешься?
— Да, видите ли, — ответил флаг-врач, — все дело заключается в том, что трясись или не трясись, а бежать тут некуда!
— И будут, — добавил боцман, — за здорово себе живешь, молодые и красивые покойнички, украшенные орденами и медалями…
— Опять разворачивается, — доложил акустик.
— Будем уходить, — решил командир. — Ничего тут иного и не придумаешь. Он, видать, не отстанет… Вытянемся в море, подзарядим там батареи и уже во всплывшем положении пойдем на базу, чтобы товарищ этот наверху! за чужих нас не принимал.
Так и сделали. Когда со стороны моря показалась подлодка, идущая на дизелях, сторожевик принял с нее опознавательные и точно по уставу дал на нее свои.
— Спроси его, бомбил ли он недавно лодку?
Сигнальщик отмахал вопрос на сторожевик флажками.
— Читай, что он пишет нам в утешение — Сознается, — сказал сигнальщик. — Пишет, что бомбил…
— Отвечай ему так: «Сукин сын, ты бомбил нас», — и потом, когда очухаются, ты им добавь следующее: «Желательно встретиться на берегу для обмена боевым опытом».
Глаз прожектора сторожевика стыдливо промолчал. Сигнальщик понял это молчание на свой лад:
— Разве они ответят, товарищ командир? Ведь понимают, что за такие дела на второй год войны, да еще при обмене опытом, обязательно морду им бить станут…
Подлодка завернула в гавань Полярного, притулилась к родному пирсу.
Береговые службы потянули на ее борт шланги с паром, водой, телефоном и электропитанием. Их встретил комдив. Возле пирса остановилась «эмка», из нее вышел командующий флотом Головко, молодо сбежал по сходне на лодку. Он и в самом деле был еще очень молод, этот командир самого молодого флота страны, и только седина на висках выдавала его переживания за судьбы тех кораблей и людей, которых он столь часто провожал в океан…
Выслушав доклад подводника, Арсений Григорьевич спросил:
— А чего не пришел в назначенный срой? Мы ждали…
Командир поведал вице-адмиралу, как его бомбила на плесе своя же брандвахта, пришлось оттянуться в море, подзарядиться там, снова возвращаться… «Волокитная история!»
— Это плохо, — сказал Головко. — Командир сторожевика понесет строгое наказание. Заставим его изучить силуэты наших подлодок и нести службу наблюдения в море как надо, по уставу!
Подполковник вдруг представил себе, что, должно быть, испытывает сейчас незнакомый ему человек с мостика сторожевика, и он решительно вскинул руку к козырьку мятой фуражки:
— Товарищ вице-адмирал, позвольте два слова?
— Хоть сто… Я вас слушаю.
— Простите, что вмешиваюсь. Сторожевик (это же видно) недавно рыбу ловил… Где им сразу все тонкости изучить? Служба связи и наблюдения у них никудышная, это верно. Но если быть честным, то командир сторожевика достоин: большой благодарности.
— За что? За то, что вас бомбил на подходе к базе?
— Именно так, товарищ вице-адмирал… Уж сколько нас немцы бомбили, а такого не выпадало. Дельно он бомбы клал! Просто душа радуется, что наши корабли умеют бомбить врага отлично.
— Разберемся, — кивнул комдив. — А ты слишком уж добрый, Саня, — сказал он ему потом. — Лежал бы сейчас с водичкой в камбузе на плесе Кильдинском и… рот нараспашку!
Сторожевик вернулся с моря, и его навестил командир подлодки. По внешнему виду пожилой команды, по тому, как неумело отдал у трапа честь подводнику вахтенный, командир лишний раз убедился, что эти ребята совсем недавно плавали под скромным флагом с двумя селедками на полотнище.
При появлении офицера, грудь которого была украшена, звездой Героя Советского Союза, командир сторожевика привстал со стула-вертушки. Это был человек преклонных лет, его натруженные руки слегка вздрагивали. Сейчас он имел звание лейтенанта. Над карманом его кителя неярко поблескивал орден Красного Знамени. Только не боевой славы — трудовой…
— Позволю себе заметить, — начал подводник, — что своих на войне бомбить не рекомендуется… Дайте-ка листок бумажки!
На листке, вырванном из тетрадки в клеточку, подводник сделал карандашом несколько стремительных росчерков.
— И вот цель! — сказал он, ловко обозначив свою лодку. — Первый заход вы пошли так. Одобряю. На развороте потеряли, однако, немало времени. Не одобряю. Вот если бы на контрольном бомбометании вы сбросили серию не в этой точке, а здесь…
