— Обычно нам, конвойным, всегда дается возможность для любой, самой смелой интерпретации высших приказов. Мы, конвойные, выполняя волю первого лорда, все-таки имеем право делать отклонения от приказов… В данном же случае Уайтхолл выразился столь непререкаемо, что никак нельзя уклониться от исполнения) Роковое решение Уайтхолла входило в силу, и сэр Хамильтон велел на крейсера — к повороту. Крейсерское прикрытие, словно гарцуя в королевском манеже, исполнительно отвернуло на 180°. Но этим дело не кончилось…
Брум считал, что если крейсера спешат в битву, то его эсминцам сопровождения ничего не остается, как рвануть следом за ними, ибо линкоры и крейсера, конечно, хороши, но эсминцы в бою с «Тирпицем» тоже не подкачают.
К английским эсминцам примкнули и американские, как младшие братья, не желавшие в драке отставать от старших. Британский офицер наблюдения оставил нам запись: «Уэйнрайт» приближается к нам на очень высокой скорости суверенным и щеголеватым видом (это похоже на американцев!). Вода буквально закипает под его форштевнем».
С палуб транспортов за всей этой судорогой поспешного отхода наблюдали вконец обалделые люди»
— Куда удираете?! — доносило оттуда выкрики. — Дезертиры… сволочи… лунатики… Или затряслись ваши шкуры на поганых скелетах? Вернитесь… Где ваша доблесть?
Брум с чистой совестью оповестил караван, что, судя по всему, ожидается хорошая потасовка с противником, а вы должны извинить нас за то, что покидаем вас в такой неприятный момент. На кораблях боевого эскорта уже поверили в необходимость отхода: Уайтхоллу, конечно же, лучше известна обстановка… Нервное напряжение офицеров передалось и матросам — без приказа они готовили оружие к битве. Корабли шли форсированным ходом, безжалостно пережигая в котлах многие тонны горючего. Крейсера, не жалея своих форштевней, дробили перед собой массу серых неряшливых льдов. Верткие эсминцы мчались за ними, как гончие по следу крупного зверя, и Хамильтон стал даже побаиваться столкновения. «Не наваливайтесь нам на корму», — передал он Бруму.
Они покидали караван на скорости в 25 узлов. А это такая приличная скорость, которая хороша в двух случаях: когда надо кого-либо догнать или надо от кого-то поскорей смыться.
С борта американской «Тускалузы» наивно запрашивали своих земляков:
«Интересно, за что мы будем получать ордена?» Резкими и точными вспышками прожектора «Уиччита» дала честный ответ: «А черт его знает!..»
Внезапно появясь из тумана, немецкая подлодка едва успела принять балласт для ныряния, и над ней, ошалевшей от испуга, с ревом и грохотом, словно она попала под виадук с проходящим экспрессом, стремительно прокатил на запад длиннющий киль флагманского крейсера «Лондон»…
Этот лихой отход крейсеров и эсминцев тактически был проделан блестяще!
Но этим никого не удивишь: англичане всегда умели маневрировать на морях и океанах…
Главное заключалось не в этом.
Великолепная и четкая организация конвоя PQ-17 была разрушена из Лондона в считанные минуты.
Распадение конвоя PQ-17 закончилось к 22.00 (по Гринвичу) в точке 76°00» северной широты и 28°00» восточной долготы.
Иначе говоря, немного к юго-востоку от Шпицбергена!
От этой точки до берегов Новой Земли было около 600 миль, а до Архангельска 800… Морские же мили — это не сухопутные километры: каждая миля содержит в себе 1852 метра.
Корабли нехотя расползались в стороны, и один очевидец пишет, что сейчас они больше всего напоминали побитых собак с поджатыми между ног хвостами.
СПАСАЙСЯ, КТО МОЖЕТ!
Это было настолько дико и невероятно, что покинутые сначала даже не могли полностью осознать того, что случилось. Одни в океане! И слышались наивные вопросы, которые могут задавать только вконец растерянные люди:
— А как же мы? Что же будет теперь с нами?..
Тревогу команд легко понять. Эскорт бросил их ко всем чертям как раз в том районе, откуда начиналась традиционная полоса всех несчастий: именно здесь начинали всегда активно действовать авиация и подлодки противника.
Приказ плыть самим, одиночным порядком, без охранения, самостоятельными курсами, — этот приказ был расшифрован матросами коротко и до предела ясно:
— Спасайся каждый как может…
Идти в одиночку… Но, спрашивается, как идти? На многих судах не было гирокомпасов, а стояли только магнитные, которые в полярных широтах очень точно показывают, в каком году бабушка капитана вышла замуж. Кое у кого сдали нервы: они начали спускать шлюпки, ибо им казалось, что в шлюпках немцы их не тронут… Один американский сухогруз вдруг сильно задымил, набирая скорость, и стал разворачиваться назад. Он прошел мимо судов каравана.
— Эй! — Куда торопитесь? — окликнули его с палуб.
— Обратно… в Исландию!
На его мачте, словно поганое помело, развевалось полотнище флага, которое по Международному своду означало: «Признаю безоговорочную капитуляцию». Ну, эти струсили. Даже денег за риск не пожелали. Дней через пять, если не нарвутся на мину, они будут сидеть в пивных Рейкьявика и тискать баб. Черт с ними. Но как остальные?..
Стройность походного ордера была уже потеряна. Каждый шел как его душе угодно. Устремлялись по трем направлениям сразу — на Мурманск, к Новой Земле и в Горло, чтобы выйти к Архангельску. Одни сразу набирали обороты, чтобы — поскорее, поскорее, поскорее! А другие экономничали на топливе с самого начала. В действиях кораблей проявлялся характер людей, плывущих на них…
В руках многих уже раскрылись Евангелия.
— Ну что ж! Нас бросили, предав, и предали нас, бросив. Теперь осталось уповать только на волю божию…
А на кораблях каравана, чтобы увеличить скорость, уже сбивали стопора с клапанов аварийности. Если раньше считалось, что корабль может дать максимум 13 узлов, то теперь, сорвав заводские пломбы на стопорах, механики выжимали из машин 15 узлов. Это был активный расчет человеческой психики: лучше взлететь на своих котлах, нежели ждать, когда в борт тебе немцы засобачат торпеду.
Неразбериха продолжалась… Им приказали рассредоточиться, но корабли по привычке тянулись друг к другу, боясь пустынности моря и страшного одиночества в беде. Слабый, естественно, старался примкнуть своим бортом к борту сильного. Но в жестокой борьбе за жизнь сильный не всегда вставал на защиту слабого. Идущие без дыма старались держаться подальше от кораблей дымивших. Между вчерашними соседями в ордере велась усиленная переписка по радио и семафору:
— Прошу разрешения присоединиться к вам, — А какова ваша скорость, дружище?
— Обещаем идти на одиннадцати узлах.
— А у нас пятнадцать. Всего вам доброго…
Белея высоким мостимом, прошел и «Винстон-Саллен», гудя турбинами. При виде его сердце Сварта словно оборвалось.
— Эй, ребята! — заорал он в отчаянии. — Если вы почесали к дому, возьмите и меня с собой…
