— Мрр… мрррр, — мурлыкала Екатерина.
Это значило, что она готова к рискованным похождениям. В мужских костюмах, подобрав волосы под шляпы, подруги воровски исчезали из дворца, до зари пропадая… где? Весной Екатерина доложила императрице о новой беременности и рассчитала, что родит в последних числах сентября 1754 года.
— Ишь какая точная стала! — отвечала Елизавета с ехидцей. — Мне твои расчеты уже знакомы. Но теперь крутиться по палаткам не дам. Кончай танцевать и посиди-ка в карантине…
Чтобы невестка не порхала, она приставила к ней Александра Шувалова — великого инквизитора империи, а Салтыкова публично обозвала «сопляком» и выпроводила красавца за границу…
8. НАЧИНАЕТСЯ ЕКАТЕРИНА
С тех пор как Фике вступила на русскую землю, ее всюду подстерегали опасности. Иногда даже со смертельным риском. Болезни в счет не идут! Но не бывало года, чтобы не стряслось беды. Почти в каждой поездке «несли» ее лошади, вдребезги разбивало кареты, под Екатериной проваливались в реки мосты. А однажды в Гостилицах рухнуло здание, погребя под развалинами 19 человек, и только случайность спасла Екатерину от гибели. В пламени пожаров она теряла свои гардеробы, мебель, книги. От частых столкновений с опасностями осмелела, говоря:
— Приговоренная к веревке не сгорит и не утонет!
Но летом 1754 года Екатерину с великим бережением доставили из Москвы в Петербург; лошади ступали шагом, проезжали за день не более 30 верст (эта дорога взяла у нее месяц жизни). Шувалов не спускал с нее глаз. Ближе к осени, когда двор вернулся из Петергофа в столицу, он отвел беременную женщину в пустую комнатушку Летнего дворца, где было много пыли и мало мебели.
— Желаю вашему высочеству, — сказал Шувалов, — в сем милом убежище порадовать ея величество родами легкими и приятными…
Екатерина поняла, что в этой конуре ей будет так же хорошо, как собаке в будке. Словно перед смертью, простилась она с близкими и, почуяв первые боли, перешла в камеру своего заточения, сопровождаемая акушеркой фон Десршарт; по обычаю того времени, рожать следовало на полу, который и застелили матрасом. В два часа ночи Екатерина всполошила повитуху криком — начались схватки. Разбудили императрицу, прибежал Шувалов с женою. Совместно они послушали, как исходится криком Екатерина, и, перекрестясь, удалились… Десять часов мук закончились.
— Кто у меня? — спросила Екатерина.
— Мальчик, — ответила акушерка…
Моментально, будто из-под земли, нагрянули всякие бабки. Елизавета, командуя ими, опеленала новорожденного голубой лентою ордена Андрея Первозванного, все бабье, охая и причитая, удалилось с младенцем. Следом за ними скрылась и фон Дершарт.
— Пить… дайте воды, — просила Екатерина.
Никто не подошел, потому что подойти было некому. А встать она была не в силах. Екатерина лежала в неприятной сырости, мечтая о сухой простыне и большой кружке холодной воды.
— Люди, где же вы? — звала она, страдая.
Веселая музыка из глубин Летнего дворца была ей ответом. А в соседних комнатах мужа играли в биллиард и пьянствовали.
— Пить, — металась она. — Ну хоть кто-нибудь…
Великим князем Павлом, правнуком Петра I, она заслонила романовский престол от посягательств Брауншвейгской династии — ради этого позвали ее в Россию, не отказывали в забавах и нарядах.
— Люди, помогите же мне, — тщетно взывала она…
Комком собрала под собой мокрые простыни и ногами, плача, ссучила их в конец матраца. Ликующие водопады, опадая с безмятежной высоты, прохладно шумели в ее ушах, и она — пила, пила, пила… Вдруг явилась графиня Шувалова, безбожно разряженная в пух и прах, сверкая массою драгоценностей, уже порядком хмельная. («Увидев меня все на том же месте, она ужаснулась, сказав, что так можно уморить меня до смерти».)
— Воды, — взмолилась перед ней Екатерина. — Графиня, вы же сами женщина рожавшая… я умираю от жажды.
— Господи, да неужто я вас забуду?
И с этими словами ушла, больше не появившись. Музыка гремела и буйствовала, а вокруг Екатерины сосредоточилась вязкая, невыносимая и, казалось, противная на ощупь тишина. Все покинули ее! Летний дворец содрогался от плясок. Шла гульба — дым коромыслом, и никто о ней даже не подумал. Пьяный муж заглянул в двери, но тут же скрылся, крикнув жене, что ему очень некогда.
Было утро. И день миновал. Праздник продолжался.
Наступила ночь — уже вторая ночь.
— Пи-иить… пи-ить хочу-у! — осипло кричала Екатерина.
Наконец музыку выплеснуло из глубин дворца, возник меркнущий желтый свет, она услышала топот множества ног, будто ломилось целое стадо, и голоса пьяных людей, спешащих к ней… В дверях явилась сама императрица! Елизавета была в розовой робе, отделанной золотым позументом, кружева фиолетовые, а пудра с перламутровым оттенком. Слов нет, она прекрасна, но была бы еще прекраснее, если б не была так безобразно пьяна! Вперед выступил камер-лакей, держа на золотом блюде «талон» Елизаветы о награждении роженицы немалыми «кабинетными» деньгами.
— Сто тыщ… копеечка в копеечку! — выпалила императрица (и, падая, успела ухватиться за лакея). — Наследника ты родила… вот и жалую! — Она со смаком расцеловала лакея (очевидно, с кем-то его перепутав) и спросила: — Чего еще ты желаешь?
— Кружку воды, — ответила ей Екатерина…
Лишь через сорок дней Екатерине было дозволено впервые глянуть на сына. Ведьмы-бабки показали Павла с таким видом, будто они его где-то украли, и тут же проворно утащили младенца на половину царицы. Полгода дворцы Петербурга, царские и барские, тряслись от пьянственных катаклизмов: Елизавета, ее двор, гвардия и дворянство столицы неистово праздновали появление наследника. Екатерина в этом бесновании не участвовала…
Когда возвратился из-за границы ее любимый Сережа Салтыков, Екатерина взмолилась перед ним о тайном свидании:
— Утешь меня! Мне так плохо одной…
Обещал — и не пришел. Екатерина упрекала его:
— Как ты мог? Я всю ночь не сомкнула глаз. Ждала…
И получила ледяной ответ:
— Извини, Като! У меня в ту ночь разболелась голова…
«Ну что ж. Надо испытать и самое тяжкое для любящей женщины — да, следует знать, как ее бросают… безжалостно!»
Екатериною овладела меланхолия: «Я начала видеть вещи в черном свете и отыскивать в предметах, представлявшихся моему взору, причины более глубокие и более сложные». Именно в это время, оскорбленная и отверженная, она обратилась к Вольтеру.
Екатерина пришла к его пониманию через Тацита, через Монтескье с его высоким пафосом «Духа законов». Впервые она задумалась над словами — республика, абсолютизм, деспотия. Она постигала социальные сложности мира в канун очередной войны — войны России с Пруссией… Время было удобное для размышлений! Сейчас ей никто не мешал — даже сын, которого Елизавета скрывала от матери. Екатерина приучила себя читать даже то, что обычно никто не читает, — словари, энциклопедии, справочники и лексиконы. Неторопливо и обстоятельно, делая из книг обширные выписки, том за томом, не пропуская ни единого абзаца, как бы скучен он ни казался, великая княгиня взбиралась по лесенке знаний — все выше и выше… Был век осьмнадцатый — век просвещенного абсолютизма, и она, разумная женщина, готовилась оставить свое имя в этом удивительном времени!
