Книга Фаворит, страница 267. Автор книги Валентин Пикуль

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Фаворит»

Cтраница 267

— Теперь сольем Двину с Камою, и можно, сев на корабль в Архангельске, сойти на берег уже в Персии…

У пристани их ждали барки, на одной из них работала кухня. Екатерина налила в крынку молока. Потемкин раздобыл краюху горячего крестьянского хлеба. Они спустились в каюту, чтобы никто не мешал им разговаривать.

— Очень хорошо, — сказала императрица, — чтобы мы не возобновили трактат коммерческий с англичанами. Паче того. Питт не признал нашей «Декларации о вооруженном нейтралитете».

Получилось так, что договор с Англией был уже готов. Но вдруг стало известно, что Питт Младший вошел в союз с Фридрихом II и союз их оформился против Австрии (а значит, и России).

Было очень вкусно запивать хлеб парным молоком.

— Фицгерберт совсем уж дохлый, — сказал Потемкин.

— Да, и комары всего изгрызли.

— А чего потащился за нами? Или каналов не видел?

— Наверняка поехал за Сегюром шпионить, дабы не возникло меж нами трактований… Поговори с Сегюром, что он скажет тебе? А милорда дохлого припугнем: я на английские товары сборы накину, вот и пусть в Сити на меня скалятся!

Караван барок тихо отплыл на рассвете, по берегам Меты потянулись заливные луга, поросшие березовыми рощами, потухали в ночном костры пастухов, к водопою сходились стада. Завтракая в салоне, Екатерина злорадно высмеивала прусского посла Герца, союзного послу английскому, а Потемкин при этом еще забавлялся детской свистулькой.

Фицгерберт не вытерпел и сказал:

— Как может человек, любящий Гайдна и Моцарта, понимающий Сальери, наслаждаться этим варварским свистом?

— Англия, — ответил Потемкин, — не дала миру ни одного композитора, и что вы, англичане, понимаете в музыке? Звучание ваших волынок для меня как мычание недоеных коров…

Фицгерберт вскоре удалился в каюту, второй выпад Екатерины предназначался графу Шуазелю-Гуфье. Сегюр остался спокоен.

— Однако, на этой речке сильное течение.

— На Босфоре еще сильнее, — намекнул Потемкин.

— Если из Босфора и вынесет графа Шуазеля-Гуфье, то вряд ли это коснется меня, плывущего ради иных целей, — отвечал Сегюр.

— Давайте без церемоний! — предложил Потемкин.

Сегюр воспринял эту фразу всерьез, а Потемкин залучил его в свою спальню, показав на кровать, куда садиться. Сегюр красочно обрисовал выгоды от торговли на Черном морс, заметив, что Шуазель-Гуфье и его влияние на Босфоре ничего не значат для него, графа Сегюра, который всей душою готов поступать в духе противоположном… Потемкин, в свою очередь, вспомнил происки Гарриса:

— Человек коварный и строптивый, Бог его накажет.

— Если вы желаете отомстить, так нет лучше способа: заключите с Францией торговый трактат и будем друзьями.

Потемкин потребовал от Сегюра полной откровенности:

— Какими словами Вержен провожал вас в Россию?

— Это тайна нашего кабинета. Но я сижу на вашей постели, вы позволили мне быть вашим другом, я не скрою: инструкции короля и Вержена — самые безнадежные! Меня послали в Россию, не рассчитывая на успех моей миссии, о вашей же светлости мне было сказано: вы и есть главный враг Франции!

— Я докажу обратное, — возразил Потемкин, — раскатывая на столе голубую карту Вышневолоцкой системы каналов. — Думайте, пока плывем по реке. Когда наши барки втянутся в озеро Ильмень, я потребую от вас, Сегюр, окончательного решения…

Красота ландшафтов была поразительная. Бронницы с храмами на горе выступили вечером — как сказка. Безбородко доказывал Фицгерберту, бронницкое сено — лучшее сено в мире:

— Я бы его сам ел, да тогда скотине не хватит…

Караван медленно втянулся в озеро Ильмень.

— Ваше решение созрело, Сегюр? — спросил Потемкин.

— О, да, ваша светлость!

— Что вас удерживает?

— Королевское упрямство. Если король признал безнадежность отношений с Россией, то не дезавуирует ли он меня, своего посла, отказом от ратификации трактата?

Потемкин ответил: не таковы сейчас дела Франции, чтобы ее король пренебрегал связями с русским государством.

— Составьте проект соглашения, — сказал он. — Если ваш проект понравится мне, его одобрит и сама императрица.

К сожалению, в каюте Сегюра не нашлось ни перьев, ни чернил. Он постучался к соседу Фицгерберту, прося дать ему и то и другое. Английский посол с подозрением спросил:

— Что вы собираетесь писать нашими чернилами?

— Всего лишь эпитафию на могилу Земиры, которая имела честь служить при дворе Екатерины самой умной собачкой… Кстати, она была из породы английских левреток.

— Английские собаки — умнейшие в мире, — ответил посол.

О, ирония судьбы! Английскими чернилами французский посол составит проект союза с Россией, направленный против Англии, рикошетом попадало и Пруссии… Посреди зеркально-застывшего Ильменя, под всплески весел, Потемкин проект одобрил:

— Отлично, посол! Можете открывать свои консульства в Херсоне и Мариуполе, только добавьте здесь, что Франция предоставляет России права нации с наибольшими преимуществами в торговле… Вам это все равно, а мне будет приятнее!

Екатерине проект тоже понравился. Безбородко сказал, что подобной бумаги ни Франция, ни Россия не могли добиться с 1629 года — со времен барона до Курменена. Екатерина заметила: на такие документы везет только очень плохим дипломатам.

— Очевидно, Сегюр таков и есть!

— Плохой, но войдет в историю политики Европы, — заметил Безбородко.

— Так бывает, — согласился Потемкин. — Ведь и некрасивые женщины иногда более счастливы, нежели красавицы…

Сегюр, истинное дитя XVIII века, был поклонником «будуарной» дипломатии, полагая, что в легкости приятных отношений можно достичь большего, нежели с серьезным видом скучать за круглыми столами конгрессов и конференций. Потемкин тоже любил «будуарные» приемы дипломатии, в живом общении с людьми он добивался успехов быстрее, нежели ведя переговоры в официальном порядке… Размахнувшись, он далеко-далеко забросил глиняную свистульку в спокойные воды Ильменя.

Впереди уже сверкали золотом новгородские храмы!

Трактат назвали: «О дружбе, торговле и мореплавании».

8. ПОД ЕГО ВЫМПЕЛОМ

Вот и Волхов, плыли дальше… Екатерина хотя и не всегда писала по-русски грамотно, но все-таки гораздо грамотнее многих русских. Во всяком случае, русский язык она любила, понимала его сочный вкус и разговорную сласть. «По мнению ее, — писала Дашкова, — русский язык, соединяя в себе богатство, силу и выразительность немецкого с музыкальностью итальянского, сделается со временем языком всего мира». В плавании по Волхову Екатерина продолжала загружать свой «сравнительный словарь» двухсот языков мира, силясь доказать, что многие языки на планете имеют корни славянского происхождения. Потемкин был против ее лингвистических ухищрений, он говорил императрице, что с таким же успехом берется вывести русские слова из корней языка латинского:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация