Рассматривая Келсона, он невольно видел словно бы вернувшегося к нему Бриона — те же большие серые глаза под бархатистой челкой черных прямых волос, та же горделивая, истинно королевская посадка головы, та же естественность, с какой сидели на нем малиновые королевские одежды. Его заботливый взгляд заметил и кажущуюся хрупкость стройного мальчика, за которой скрывались гибкость и закалка — результат тех долгих часов, когда Морган учил его владеть оружием.
Это был Брион — Смеющиеся Глаза, Сверкающий Меч, Мудрый Ум, — обучающий юное дитя фехтованию и верховой езде, содержащий по-королевски великолепный двор. Образ этого мальчика колебался на грани света и тьмы, как светлые волосы его матери и иссиня-черные — отца, как память о прошлом, смешавшаяся с настоящим.
Теперь перед ним снова был только Келсон. Значит, не зря Брион просил самого лучшего, самого дорогого друга поклясться, что у мальчика будет защитник, если он преждевременно умрет; не зря всего за месяц до гибели вверил ключ от своего божественного могущества тому самому человеку, который стоял теперь перед его сыном.
Келсон неуверенно отвел взгляд. Казалось, оба они утратили дар речи.
Мальчик сдержал себя, хотя ему очень хотелось броситься к Моргану, как в детстве, обнять его, выплакать ему всю боль, все страхи, все ночные кошмары двух последних недель; ему хотелось, чтобы спокойный, а временами таинственный лорд Дерини усыпил горе, изгнал ужас из его души с помощью своей, пусть тоже внушающей трепет, магии. Он всегда чувствовал это: помочь ему может только Морган. Если бы Келсон только мог позволить себе броситься ему на шею!
Но он не мог.
Ведь он — мужчина, по крайней мере хочет быть мужчиной. И, более того, он скоро будет королем.
«Только бы, — тревожно думал мальчик, — только бы Морган помог мне в будущем».
Робко, чувствуя себя пока еще неловко в новой роли, Келсон поднял глаза и еще раз посмотрел на друга своего отца, на своего друга.
— Морган? — Он важно кивнул, стараясь выглядеть более уверенным, чем был на самом деле.
Генерал слегка улыбнулся своей успокаивающей улыбкой и тихо подошел к Келсону. Он хотел было преклонить колени в традиционном почтительном приветствии, но почувствовал, что мальчику будет неудобно, и решил избавить его от этого. Он только и произнес:
— Мой принц!
Кевин Мак-Лайн, стоящий в нескольких шагах от них, казалось, был смущен не меньше Келсона. Нарочито откашлявшись, он посмотрел на Моргана.
— Дункан передал, что он придет в Сент-Хилари, как только вы будете готовы, Аларик. А мне сейчас нужно вернуться в Совет — по-моему, там я принесу больше пользы, чем здесь.
Морган кивнул, не спуская глаз с Келсона. Кевин, неловко откланявшись, поспешно удалился по главной аллее.
Когда смолкли звуки его шагов, Келсон потупился и, разглядывая мозаичный пол беседки, прочертил в пыли линию носком начищенного башмака.
— Лорд Кевин рассказал мне о Колине, лорде Ральсоне и остальных, — наконец произнес он, — мне кажется, я в ответе за их гибель, Морган. Это я послал их за вами.
— Кто-то должен был ехать, Келсон, — ответил Морган. Он положил руку на плечо мальчику. — Я думаю, вы это понимаете. Я по своему усмотрению оставил их тела в аббатстве Святого Марка. Что случилось, то случилось, однако вы можете что-нибудь сделать для их семей — скажем, с почестями похоронить их за государственный счет.
Келсон оглянулся в тоске:
— Слабое утешение для погибших — государственные похороны. Но вы правы, конечно, кто-то должен был ехать.
— Вот и хорошо, — улыбнулся Морган, — продолжим. Давайте-ка пройдемся.
* * *
Кевин Мак-Лайн, входя, быстро оглядел зал и направился прямо к Дерри, в одиночестве стоящему у дверей Совета.
— Они еще не вошли? — спросил Кевин, подойдя к юноше.
— Нет. Ждут опоздавших. Я надеюсь, они опоздают как следует. Если они, конечно, не за нас.
Кевин улыбнулся.
— Я кузен Моргана, Кевин Мак-Лайн. И вы можете отбросить все формальности, если вы — друг Аларика.
Он протянул руку, и юноша пожал ее.
— Шон Дерри, оруженосец Моргана.
Кевин кивнул и небрежно оглянулся.
— Ну, о чем болтают? Я думаю, весь Ремут уже знает, что Морган вернулся.
— Я в этом не сомневаюсь, — ответил Дерри. — А что думаете вы?
— Что я думаю? — с недоумением спросил Кевин. — Друг мой, по-моему, все мы обеспокоены сейчас одним. Как вы полагаете, что они намерены с ним сделать?
— Боюсь даже предположить.
— Ересь — раз, — Кевин загнул палец, — и что еще? Государственная измена — два, — он загнул второй палец. — Как вы считаете, какое наказание полагается за каждый из этих проступков?
Дерри махнул рукой, и плечи его удрученно поникли.
— Смерть, — прошептал он.
Глава III
Ад не так страшен, как женская обида или женское горе
Джеанна Гвиннедская придирчиво изучала свое отражение в зеркале, пока цирюльник укладывал каштановые волосы у нее на затылке и скреплял их филигранными булавками.
Бриону не понравилась бы эта прическа. Ее крайняя простота была слишком уж грубой, слишком суровой для тонких черт королевы. Прическа подчеркивала высокие скулы и почти прямоугольный подбородок, так что туманные зеленые глаза казались единственно живыми на ее бледном лице.
Да и черный цвет ей не идет. Гладкий шелк и бархат траурного платья, не оживленные ни жемчугами, ни кружевом, ни яркой вышивкой, только усиливали однообразное сочетание черного и белого, подчеркивая бледность и делая ее на вид много старше тридцати двух лет.
Но Брион не появится больше никогда.
«Нет, он бы ничего не сказал, — думала она, пока цирюльник покрывал блестящие пряди тонкой кружевной вуалью. — Брион бы просто коснулся волос и вынул эти стягивающие кожу булавки, чтобы длинные локоны свободно струились вдоль шеи: он бы, приподняв за подбородок, повернул к себе ее лицо, и губы встретились бы с губами…»
Ее пальцы сжались от непрошеных воспоминаний. Длинные узкие рукава скрыли их дрожь. Моргнув, Джеанна с большим усилием остановила уже ставшие привычными слезы.
Она не должна была сейчас думать о Брионе. Нельзя было, в сущности, допускать даже мысли о том, что ее нынешние намерения могут каким-то образом касаться его. У нее была достойная причина поступить так, как она решила. Именно поэтому сегодня утром, когда она стояла перед советниками Бриона и говорила им об ужасном зле, угрожающем Келсону, никто из них не посмел думать о ней как о молодой и глупой женщине. Она пока еще королева Гвиннеда, по крайней мере до завтрашнего дня. И ей нужно твердо знать, что Совет не забудет, как она просила у него жизнь Моргана.
