Утром, после ночного отдыха, Морган и Дункан поклонятся гробнице Святого Торина – это необходимая процедура, чтобы получить разрешение пересечь широкое озеро Ягиан. Затем они должны вступить в священный город, куда ни одна коронованная особа не рискнет войти без разрешения городских жителей. Но Морган должен туда войти никем не узнанный. Войти и предстать перед Курией Гвинеда.
Морган с трудом различал во тьме развалины башен и стен. Он пустил свою лошадь шагом, прикрывая глаза от хлеставшего в лицо дождя. Он внимательно смотрел по сторонам, но никого не обнаружил. Здесь они могли спокойно остановиться на ночь.
Морган высвободил из стремян ноги и вытянул их, откинувшись в седле.
Он дал возможность лошади самой выбирать путь в темноте к воротам.
За ним ехал Дункан, который тихо выругался, когда его лошадь соскользнула с тропинки и с трудом снова выбралась на нее. За Дунканом следовала вьючная лошадь. Она боязливо косилась на смутные тени по сторонам тропы, испуганно трясла головой при каждом подозрительном звуке или движении во тьме.
Люди и животные смертельно устали и промерзли до костей после долгого и трудного путешествия.
– Ну, вот, мы и добрались до места, – сказал Морган, когда они приблизились к развалинам ворот.
Глухой стук копыт лошадей сменился теперь чавканьем. Очевидно, они въехали в древний двор по жидкой грязи. Здесь царила сверхъестественная тишина, которая нарушалась только монотонным дождем.
Подавленный этой тишиной Дункан подъехал к Моргану и прошептал:
– Что это за место, Аларик?
Морган направил свою лошадь к разрушенным воротам и согнул голову, проезжая в них.
– Святой Неот. Перед Реставрацией это был знаменитый монастырь, в котором были одни чистокровные Дерини. Затем, во времена гонения, часовня монастыря была осквернена, а многие братья убиты прямо на ступеньках алтаря. Местные жители избегают этих развалин. Брион и я выехали на битву отсюда.
Морган направил свою лошадь в угол, где частично сохранилась крыша и было относительно сухо.
Привстав на стременах, он тщательно проверил, крепки ли сохранившиеся балки на потолке.
– Да, некогда Святой Неот стоял в одном ряду с большим университетом в Конкардине или школой Варнаритов в Грекоте. Тогда была пора его расцвета, тогда быть Дерини считалось почетно.
Он проверил последнюю балку и удовлетворенно хмыкнул. Затем уселся в седле и выбил пыль из перчаток.
– Пожалуй, здесь единственное сухое место, где мы можем поспать.
Крыша на нас не обрушится.
Он спешился, внимательно осмотрелся, очевидно, узнавая это место.
Через несколько минут Морган и Дункан расседлали лошадей и сложили свои пожитки на сухое место к стене. Затем Морган отвел лошадей подальше в развалины и оставил их там, дав корм.
Дункан развел небольшой огонь у стены и занялся приготовлением ужина. Морган подошел к огню, снял мокрый плащ и перчатки. Затем присел на корточки и протянул руки к огню.
– М-м-м… Мне кажется, что я никогда больше не согреюсь.
Дункан раздул огонь, а затем начал копаться в седельных сумках.
– А я думал, что нам придется обойтись без костра. Все сучья сырые, да и места, где огонь был бы никому не виден, я в пути не встречал. Что это за комната?
– Я думаю, это была трапезная, – Морган подкинул в огонь несколько сухих щепок. – А там дальше кухня, спальные комнаты для монахов. С тех пор, как я был здесь в последний раз, все пришло в упадок. Вероятно, суровые зимы ускорили разрушение, – он потер руки и подышал на них. – А нельзя развести огонь посильнее?
Дункан хмыкнул и открыл бутыль с вином.
– Можно, если ты хочешь, чтобы вся Джасса узнала о нашем прибытии. Я боюсь, что даже и такой костер разводить опасно.
Морган засмеялся.
– Ну, хорошо. Я тоже не хочу, чтобы мне перерезали глотку как шпиону.
Он наблюдал, как Дункан разлил вино в бокалы и бросил в каждый из них по докрасна раскаленному камешку. Камешки зашипели и окутались паром. Холодное вино моментально согрелось.
Морган задумчиво сказал:
– Я слышал, что жители Джассы теперь по-другому расправляются со шпионами, и особенно с Дерини.
– Можешь мне не рассказывать, – сказал Дункан, вынимая камни из бокалов и подавая один бокал Моргану. – Пей, это остатки фианского вина.
Морган уселся рядом с огнем и со вздохом отпил из бокала. Приятное тепло разлилось по всему телу.
– Жаль, что в Джассе не пьют. Нет ничего лучше вина из Фианы, крепкого и горячего, особенно, если ты замерз и устал. И подумать только, несколько дней нам придется обходиться без него.
– Ты думаешь, что нам придется так долго быть здесь? – усмехнулся Морган. – Ты считаешь, что эти святые джассанцы не узнают тебя прежде, чем ты доберешься до наших драгоценных архиепископов? – он откинулся назад, прислонившись к стене, и смаковал вино. – А ты знаешь, что в Джассе даже при причастии вместо вина используют пиво?
– Это шутка?
– Нет. Мне говорили люди, которым можно верить. Священное пиво, – он наклонился над огнем и попробовал мясо. – Ты готов есть?
Через четверть часа они уже расстелили свои постели в наиболее сухом месте и приготовились спать.
Дункан достал молитвенник, чтобы прочесть пару молитв при свете угасающего костра, Морган отстегнул меч и сел на корточки, вглядываясь в темноту.
Ветер завывал в развалинах и его свист смешивался с шумом дождя. В этом шуме Морган различал скрежет подков их лошадей, когда те переступали с ноги на ногу.
Где-то далеко дважды свистнула ночная птица и умолкла.
Морган долго смотрел на угасающие угли, а затем резко встал и накинул на себя плащ.
– Я немного прогуляюсь, – сказал он.
– Что-нибудь случилось?
Морган оглянулся и покачал головой.
– Когда-то давно мы с Брионом проезжали в этих горах. Вот и все.
Я внезапно вспомнил об этом.
– Да, я понимаю.
Натянув капюшон, Морган медленно пошел в темноту и дождь. Он думал о Брионе. Это место пробудило в нем воспоминания, и они вели его за собой.
Неожиданно, он увидел, что стоит под разрушенным потолком старой часовни. Он осмотрелся удивленно, так как вовсе не предполагал заходить сюда.
Когда-то это была большая часовня, и хотя теперь стены ее от пожаров или от времени разрушились, хотя от огромных цветных окон не осталось и следа, все же здесь ощущалась святость этого древнего строения. Даже безжалостные казни, которые вершились здесь над монахами Дерини, не смогли уничтожить спокойствие и умиротворенность этого места. Для Моргана эти развалины всегда были предметом почитания и поклонения.
