Дункан помолчал, потом добавил, как бы раздумывая про себя:
– Епископ Толливер когда-то был со мной в дружеских отношениях. Я сомневаюсь, что он арестует меня по одному слову Горони. А кроме того, Горони, может, и не будет знать об обвинениях против меня, даже если и прибудет туда раньше…
– Ну, хорошо, пусть так и будет, – сказал Келсон, вставая.
Затем он обратился к Хью:
– Отец, я благодарю тебя за преданность и не останусь в долгу. Но, может, тебе небезопасно возвращаться во дворец архиепископа после того, как ты раскрыл нам их карты? Я могу предложить тебе свою защиту. Или, если хочешь, поезжай вместе с отцом Дунканом.
Хью засмеялся:
– Благодарю за беспокойство, сэр, но я уверен, что смогу служить вам лучше, если вернусь к своим обязанностям. Меня еще не уличили в предательстве и, может быть, я смогу вам еще что-нибудь сообщить в дальнейшем.
– Отлично, – Келсон кивнул. – Удачи тебе, отец.
– Благодарю, сэр, – Хью поклонился. – А вы, Дункан, – он пожал Дункану руку и постарался заглянуть ему в глаза, – будьте осторожны, мой друг. Я не знаю, в чем вы провинились, да и не желаю знать, но мои молитвы всегда будут с вами.
Дункан похлопал его по плечу и кивнул. Затем Хью покинул покои короля.
Как только за ним закрылась дверь, Дункан взял со стола пергамент и стал его складывать.
Шелест пергамента был единственным звуком в комнате.
Теперь, когда у него созрел план и он уже мог управлять своими чувствами, он снова стал спокойным и невозмутимым. Дункан взглянул на Келсона, пряча письмо в карман своей сутаны.
Мальчик стоял у своего кресла, глядя невидящими глазами на дверь.
Было ясно: он не замечал, что в комнате кроме него есть еще люди.
Нигель, который сидел напротив Дункана, тоже погрузился в свои мысли.
Дункан поднял свой кубок и осушил его. Он заметил погнутый край и понял, что сделал это в порыве ярости. Дункан поставил кубок на стол и посмотрел на Келсона.
– Я хочу взять это письмо с собой, если у тебя нет возражений, мой король. Аларик наверняка захочет взглянуть на него.
– Да, конечно, – ответил Келсон, придя в себя. – Дядя, ты позаботься об эскорте. И скажи Ричарду, что он тоже поедет. Отцу Дункану может понадобиться надежный человек.
– Хорошо, Келсон.
Кошачьим движением Нигель поднялся из-за стола и направился к двери, мимоходом похлопав Дункана по плечу.
Когда дверь закрылась за ним, Келсон подошел к камину и, упершись лбом в сложенные руки, стал пристально смотреть в огонь.
Дункан заложил руки за спину и рассматривал пол перед собой.
Были некоторые вещи, которые они могли обсуждать только втроем: он, Аларик и Келсон, и Дункан почувствовал, что мальчик чем-то встревожен.
Однако Дункана несколько обеспокоило, что Келсон воспринял события сегодняшнего вечера чересчур спокойно, но он не мог рисковать задерживаться здесь.
Корриган мог приказать, чтобы ему вручили предписание уже сегодня. А к тому же, чем дольше он ждет, тем больше его опередит Горони со вторым письмом.
Дункан кашлянул и увидел, что при этом звуке плечи Келсона вздрогнули.
– Келсон, – сказал он, – мне пора.
– Я знаю.
– Ты не хочешь передать что-нибудь Моргану… какое-нибудь послание?
– Нет, – голос мальчика был напряженным, звенящим. – Только скажи ему… Скажи ему…
Он повернулся к Дункану. Лицо его было бледным, на нем было написано отчаяние.
Дункан в тревоге подошел к Келсону, обнял за плечи, повернул к себе и взглянул в его расширившиеся испуганные глаза.
Мальчик стоял весь сжавшийся, напряженный, пальцы стиснуты в кулаки, но не от негодования и ярости, а от страха. Его серые глаза, наполненные непрошенными слезами, не были глазами отважного юного короля, который в смертельной схватке победил и уничтожил зло, чтобы сохранить свой трон. Это были глаза ребенка, которого судьба слишком рано заставила стать взрослым и жить в этом суровом и безжалостном мире.
Дункан понял это в одно мгновение и сочувственно посмотрел на мальчика. Несмотря на то что он был королем, он был все еще четырнадцатилетним мальчиком, и в данный момент очень испуганным.
– Келсон?
– Пожалуйста, будь осторожен, отец, – прошептал Келсон. Голос его дрожал, слезы были готовы вырваться из глаз.
Повинуясь импульсу, Дункан привлек мальчика к себе, прижал его, почувствовав, как все его тело содрогается, и понял, что тот отдался очищающему и успокаивающему действию слез.
Дункан погладил Келсона по голове и ощутил, что тот расслабился, что его рыдания стали тише. Священник еще крепче прижал мальчика к себе и начал говорить мягким задушевным голосом:
– Давай поговорим, Келсон. Все это не так ужасно, если внимательно рассмотреть все обстоятельства.
– Да, – всхлипнул Келсон, уткнувшись лицом в плечо Дункана.
– Я не люблю противоречить королям, но, боюсь, что сейчас ты не прав, Келсон. Давай предположим, что случится самое худшее.
– Х-хорошо.
– Ну, отлично, тогда говори, о чем ты думаешь?
Келсон немного отстранился от Дункана, посмотрел на него снизу вверх, затем вытер глаза, повернулся к камину. Его плечи все еще обнимала рука Дункана.
– Что… – пробормотал он дрожащим голосом, – что случится, если тебя и Аларика арестуют, отец?
– Хм-м, это зависит от того, кто и когда, – ответил уклончиво Дункан, пытаясь успокоить мальчика.
– Предположим, Лорис.
Дункан подумал:
– Сначала я предстану перед духовным судом. Если они смогут что-то доказать, то они лишат меня сана, а, может, даже отлучат от церкви.
– А если они обнаружат, что ты наполовину Дерини, они убьют тебя?
– настаивал мальчик.
Дункан задумчиво поднял брови.
– Они не обрадуются, если раскроют мою тайну, – сказал он. – Я бы лучше согласился на отлучение, чем на это. Вот это первая причина, почему я не хочу, чтобы меня арестовали. Это будет ужасно.
Келсон улыбнулся сквозь слезы:
– Ужасно. Да. Я согласен. А ты можешь убить их, если это случится?
– Скорее всего, нет, – ответил Дункан, – и это вторая причина, почему я не хочу попадать к ним в руки.
– А Аларик?
– Аларик? – Дункан пожал плечами. – Трудно сказать, Келсон. Кажется, Лорис просто хочет, чтобы Морган подчинился ему. Если Морган отречется от своего могущества и даст клятву никогда им не пользоваться, Лорис отменит Интердикт.
– Аларик никогда так не поступит, – горячо воскликнул Келсон.
