– Льюис Серроколд, – сказала мисс Марпл, –
разумеется, предвидел такую возможность и заранее себя подстраховал. Он привез
сюда молодого человека, который сыграл бы роль Эдгара Лоусона. Существовал,
конечно, и настоящий Эдгар Лоусон, на случай если полиция захочет ознакомиться
с его документами. Этот подставной Эдгар знал, что ему надо делать: изображать
шизофрению, манию преследования, а когда это потребуется, создать Льюису
Серроколду безупречное алиби. Следующий шаг также был тщательно продуман. Льюис
дал понять, что тебя, Керри-Луиза, кто-то пытается отравить. Для этого ему достаточно
было сказать, будто ему сообщил об этом Кристиан. И дописать несколько строк к
письму, пока он ждал прихода полиции. Добавить мышьяк в лекарство было легко, а
для тебя это было совершенно безопасно – в любом случае, он не дал бы тебе его
выпить… Для убедительности он добавил еще один штрих – конфеты. Он вложил в
коробку несколько отравленных – перед тем как отдать их инспектору Карри.
– Алекс об этом догадался, – сказала Керри-Луиза.
– Да, поэтому он и собирал обрезки твоих ногтей. Анализ
показал бы, давали ли тебе мышьяк…
– Бедный Алекс… Бедный Эрни…
Все смолкли, думая о Кристиане Гулбрандсене, об Алексе
Рестарике, о несчастном мальчугане Эрни и о том, как быстро убийство
деформирует человеческую душу.
– И все же, – сказал епископ, – Льюис сильно
рисковал, когда взял в сообщники Эдгара, даже если имел над ним какую-то
власть.
Керри-Луиза покачала головой.
– Нет, не то чтобы он имел над ним власть. Эдгар был
предан Льюису.
– Как Леонард Уайли своему отцу, – сказала мисс
Марпл. – Мне даже казалось…
Она деликатно не стала продолжать.
– Значит, ты заметила между ними сходство? –
спросила Керри-Луиза.
– А ты знала?
– Догадывалась. Я знала, что у Льюиса, до того как он
встретил меня, было кратковременное увлечение одной актрисой. Он сам рассказал
мне об этом. Связь не была серьезной, она была авантюристкой и его не любила.
Но я не сомневаюсь, что Эдгар – сын Льюиса…
– Да, – сказала мисс Марпл. – Тогда все
объясняется…
– И он отдал жизнь за своего сына, – сказала
Керри-Луиза. Она умоляюще взглянула на епископа. – Ведь вы знаете это.
Снова наступило молчание, а потом Керри-Луиза сказала:
– Хорошо, что все кончилось именно так… Он отдал жизнь,
стараясь спасти своего сына… Люди, которые могут быть очень хорошими, способны
быть и очень плохими. Я всегда знала, что это относилось и к Льюису… А ведь он
очень любил меня. А я любила его.
– Ты когда-нибудь прежде… подозревала его? –
спросила мисс Марпл.
– Нет, – сказала Керри-Луиза. – Меня
озадачила история с мышьяком. Я знала, что Льюис не мог бы меня отравить, а
между тем в письме Кристиана определенно говорилось, что меня пытаются
отравить. И тогда я решила, что все мои представления о людях были неверными…
– Но когда Алекса и Эрни нашли мертвыми, – спросила
мисс Марпл, – ты все-таки заподозрила что-то?
– Да, – сказала Керри-Луиза. – Потому что
никто, кроме Льюиса, на это не решился бы. И я стала бояться его следующего
шага…
Она поежилась, как от озноба.
– Я восхищалась Льюисом. Меня восхищало – как бы лучше
сказать – то, что было в нем хорошего. Но я вижу, что хороший человек
обязательно должен быть смиренным.
Доктор Голбрейт ласково сказал:
– Вот этим, Керри-Луиза, я всегда восхищался в вас –
вашим смирением.
Прелестные голубые глаза раскрылись широко и удивленно.
– Но у меня-то – никаких талантов, и вообще не такая уж
я хорошая. Я способна только восхищаться хорошими качествами в других.
– Милая Керри-Луиза, – сказала мисс Марпл.
Эпилог
– Думаю, что бабушке будет хорошо с тетей
Милдред, – сказала Джина. – Тетя Милдред стала гораздо симпатичнее,
не такая чудаковатая, если понятно, что я имею в виду.
– Я поняла, что ты имеешь в виду, милочка, –
сказала мисс Марпл.
– А мы с Уолли недели через две возвращаемся в Штаты.
Джина искоса взглянула на своего мужа.
– Там я забуду и Стоунигейтс, и Италию, и свои
девические годы и сделаюсь стопроцентной американкой. Нашего сына будут до
старости называть Младший. Уолли, могу ли я сказать лучше, чем сказала?
– Конечно, не можешь, Кэт
[73]
, –
сказала мисс Марпл.
Уолли снисходительно улыбнулся старой даме, путавшей имена,
и мягко поправил ее:
– Она Джина, а не Кэт.
Но Джина рассмеялась.
– Она знает, что говорит. Тебя, вот увидишь, сейчас
назовет Петруччио.
– Просто я считаю, – сказала мисс Марпл, обращаясь
к Уолтеру, – что вы поступили очень мудро, дорогой мальчик.
– Она считает, что ты для меня самый подходящий
муж, – сказала Джина.
Мисс Марпл переводила взгляд с одного на другого. Как
приятно, думала она, видеть любящих друг друга молодых людей. А Уолтер Хадд из
угрюмого молодого человека преобразился в добродушного, улыбчивого великана…
– Вы оба напоминаете мне…
Джина ринулась к мисс Марпл и зажала ей рот рукой.
– Нет, милая! – воскликнула она. – Не
продолжайте! Мне подозрительны эти параллели с вашими деревенскими соседями. В
них всегда таится какая-нибудь шпилька. Ведь вы такая насмешница!
Ее глаза затуманились.
– Я часто думаю о вас, о тете Рут и о бабушке, о том,
как вы когда-то в молодости дружили… И очень хотела бы знать, какими вы тогда
были, но как-то не могу себе это представить.
– Еще бы! – сказала мисс Марпл. – Ведь все
это было так давно…
