Тайрон и Гарри уже отморозили себе задницы. Ко всему прочему на улицах было стремно. Полицейские были на каждом углу. Если у тебя есть что-то при себе, лучше валить с улицы подальше, старый, потому что мусора сегодня работают по-серьезному. Они переговорили со множеством торчков, пытаясь узнать, где могут происходить движения, но старались тратить на трепло поменьше времени — вдруг у кого-нибудь с собой шприцы или еще какое палево, чтобы их не замели за сговор. Они много ходили, но старались поменьше светиться. Им не хотелось упустить барыгу Тай-ро-на, но и примерзать к земле тоже не хотелось. Они узнали про чувачка, у которого был неплохой кайф. Причем никто не знал, сколько именно. Одни говорили грамм, другие — что чуть ли не грузовик, однако он ничего не продавал. Он давал только за пизду, чувак. У этого гондона одна зависимость — девочки. Он просто помешан на бабах. Причем толькло на самых клевых. Ну, типа, просто моделях, нах. Я ему говорю, мол, дам тебе че хочешь, а он сказал, что я ему не подхожу. Гарри и Тайрон хохотнули, но из-за холода на их лицах отразились лишь какие-то убогие улыбки. Наконец человек Тайрона пританцовывая прошагал мимо них по улице, и через пару минут Тайрон последовал за ним. Вскоре Гарри увидел его дальше по улице и пошел следом. А когда Тайрон стал ловить такси, его сердце забилось быстрее, в глотке появился знакомый привкус, а кишки будто связались в узел от предвкушения. Он запрыгнул в машину и закрыл дверь. Тайрон улыбался. Телевизор все еще работал, но Мэрион уже не сидела на диване. Она была в ванной и поливала руки горячей водой, отчаянно растирая и накачивая их в попытках найти вену, чтобы уколоться раствором из дважды кипяченых ваток. Она тряслась, плакала и проклинала Гарри за то, что его до сих пор нет, пыталась перетянуть левую руку жгутом, но не могла сделать этого как надо и в конце концов схватилась за голову, о-оооооооо, потом стала бить себя по голове, села на край ванны, соскользнула с нее на пол и начала стучать кулаками по полу, всхлипывая от ярости. Она не слышала, как вошел Гарри. Что ты делаешь? Она непонимающе посмотрела на него, потом выпрямилась: ты где был? Я жду тебя целый день — А где ты, черт возьми, думаешь? — Я не могу больше так — Ты не можешь больше, — Мэрион трясло, она не могла говорить: ты слышишь меня? Я хочу, чтобы у меня всегда было на утро — Да что за херня с тобой? — Ты меня слышишь? ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ? ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ? Глаза Мэрион широко раскрылись, и она схватила Гарри за пальто, тряся его: я не усну, если у меня не будет укола на утро, я больше так не могу, я больше не могу терпеть ломку и ждать тебя сто лет — Ты что, думаешь, я в игры с тобой играю? Он схватил ее за руки и держал, пока ее не отпустило, — ты хочешь поправки на утро, а у нас появился чувак, у которого есть кайф, но он не продает его. Мэрион уставилась на Гарри таким же взглядом, с каким смотрела телевизор — широко открыв глаза, не веря своим ушам, но желая слушать дальше. Дикая истерика не давала ей упасть в обморок, ей еще хватало сил стоять прямо. Ее рот открылся. Он тащится от девок. Мэрион продолжала смотреть на него. Если тебе так хочется, могу свести тебя с ним. Ее рот закрылся. Тогда тебе не придется ждать так долго... а мне морозить задницу на этих сраных улицах, — Гарри вырвался из ее рук, стал медленно стягивать с себя пальто и свитер, швырнул их на диван, сел за стол и развернул пакетики с героином. Несколько секунд Мэрион смотрела на него, потом моргнула и пошла к нему, потом остановилась, увидев, что он встает, и вернулась в ванную. Думаешь, ты сможешь найти вену? Она кивнула и начала перетягивать руку жгутом. Гарри покачал головой: охренеть можно, — потом сам затянул ей жгут и потер ее руку как следует, пока не показалась пара подходящих вен, — есть. Он набрал раствор в шприц и поставил ее и себя. Мэрион не осознавала, насколько мышцы ее лица и тела были напряжены, пока наркотик не начал согревать ее и она наконец начала расслабляться. Они побросали свои шприцы в стаканы с водой и некоторое время просто сидели на краю ванны: Гарри ждал, пока героин смоет воспоминания о холодных улицах, а Мэрион почувствовала, как к ней возвращается чувство защищенности, которого ей так не хватало. Она прижалась к Гарри: я не понимаю, что со мной, просто все становится хуже и хуже, я не знаю, что происходит, но мне кажется, я схожу с ума. Да, я знаю. Это тяжело. Ну что я могу сказать, рано или поздно все наладится. Так просто не может продолжаться вечно. Она смотрела прямо перед собой, кивая: все, я так больше не могу. Но тебе же не настолько плохо. Мы с тобой ставим одинаково, и я... — Для тебя это по-другому. Мэрион покачала головой: я... я... Я не знаю почему, но это так. Я больше не могу без утреннего укола, просто не могу, — ее голос смягчился, хотя в нем еще слышались истерические нотки. Гарри поглаживал ей шею. Она шевельнулась, все еще смотря перед собой, и встала: пойдем. Гарри спрятал героин, и они сели за стол. Сколько у нас есть? На пару дней хватит. Почему мы не можем просто оставить все себе? Господи, Мэрион, мы с тобой сто раз об этом говорили. Мы должны скидывать какое-то количество. Таким образом у нас будут деньги, чтобы купить еще. Мэрион кивала, ее паника прошла, однако страх остался. Она посмотрела на свой стакан с содовой, потом на Гарри, без всякого выражения: я понимаю, Гарри. Просто я... Просто... Она пожала плечами и смотрела на него несколько секунд, потом, опустив взгляд, снова уставилась в стакан. Это паника, что еще можно сказать. Мэрион снова посмотрела на него, кивнула, и, поморгав, постаралась изобразить на лице понимание и одобрение. Некоторое время она изучала сигарету, потом опять перевела взгляд на стакан, ты уверен, что этот парень не станет продавать? Какой парень? Тот, у которого есть, но не на продажу. А, тот, который по девкам прикалывается. Мэрион кивнула, по-прежнему глядя на стакан, лишь иногда на секунду поднимая глаза. Абсолютно точно не продаст. А что, у тебя есть какие-то мысли на его счет? Мэрион не отрывала глаз от стакана, продолжая играть с сигаретой: мне нужно больше, чем на день, я так больше не могу... А что, если его товара хватит ненадолго??? Гарри пожал плечами, стараясь не замечать холод внизу живота, но тут даже героин не работал, хотя обычно помогал ему верить в то, во что ему хотелось. Он силился что-нибудь сказать, но он не находил способа связать слова вместе, хотя с самими словами проблем не было. Он продолжал пассивно следить за происходящим, плыть по течению, как сказала бы Мэрион. С таким раскладом, какой был сейчас, он в любой момент мог оказаться ни с чем. Мэрион смяла сигарету в пепельнице, очистив бычком ее центр и размазывая пепел по краям: наверное, стоит решить это дело прямо сейчас. Гарри затянулся и пожал плечами: как хочешь. Она, продолжая рисовать бычком узоры на пепле, кивнула и пробормотала: хочу. Тоненький голос внутри Гарри с облегчением сказал: ну и слава Богу.
На первый сеанс электрошока Сара шла равнодушно. Она понятия не имела, куда ее ведут, и вообще слабо представляла, где она находится. В течение дня были редкие моменты, когда она пыталась осознать происходящее и сориентироваться, испытывала слабое подобие эмоционального просветления, но потом ей давали очередную дозу торазина, и на нее снова опускалось тяжелое отупляющее облако, руки и ноги становились невыносимо тяжелыми, низ живота ныл, а язык становился сухим и так распухал, что намертво прилипал к нёбу, и все попытки заговорить отдавались болью в голове, причем для этого приходилось собирать всю энергию, но сил, чтобы отлепить язык от нёба, просто не находилось; при этом ей казалось, будто на ее веки кто-то давит большими пальцами, поэтому ей приходилось поднимать голову, чтобы видеть, но даже тогда она смотрела словно сквозь туман, поэтому она просто лежала, оглушенная, сбитая с толку, сонная... потом снова просыпалась и снова засыпала... постоянно чувствуя тошноту и время от времени безуспешно пытаясь сесть, поэтому ее поднимали и кормили с ложечки, и еда вываливалась из ее рта, и ей хотелось сказать: прекратите — и поесть самой, но она не могла говорить из-за вызванной лекарством апатии, поэтому ее слова превращались в хрипы, и санитары снова держали ее и запихивали еду ей в глотку, зажимая ей нос и рот, чтобы заставить глотать. Глаза Сары были широко открыты в немом ужасе, удары сердца гулко отдавались в ушах и груди, а она не могла даже взмолиться о помощи, и чем больше пыталась противиться, тем сильнее они раздражались и грубо запихивали еду ей в рот, разрывая уголки рта и раня десны, и Сара вновь чувствовала, что задыхается, и пыталась глотать как можно быстрее, но в ее организме просто не хватало энергии на это, и она изо всех сил пыталась выплюнуть еду, чтобы глотнуть воздуха, но чем сильнее она сопротивлялась, тем сильнее они наваливались на нее, прижимая к кровати до тех пор, пока отвращение не брало верх, и они уходили, и Сара сворачивалась на кровати в маленький комочек, пытаясь исчезнуть, а через пару дней ее лицо стало искажаться в ужасе каждый раз, когда она слышала грохотание тележки с едой по коридору.
