Относительно своего знакомства с половиной отделения милиции
я этому Братцу Кролику не наврала, но слегка преувеличила, потому что один
знакомый милиционер у меня был, правда, кажется, не из этого отделения.
Московский проспект — оживленная правительственная
магистраль. Дорога из аэропорта проходит здесь. Все высокие гости нашего города
проезжают мимо нашего магазина. Он расположен на углу Московского и маленького
безымянного переулочка.
Однажды, где‑то полгода назад, ждали не то бельгийскую
королеву, не то шведского премьер‑министра, короче, возле нашего
магазина, и не только возле него, толклось множество милиционеров. Бельгийская
королева что‑то запаздывала, женщина есть женщина — может, у нее тушь
потекла, может — петля на чулке спустилась, но бедная милиция мерзла на улице,
потому что дело хоть и происходило в начале апреля, но в нашем городе апрель
считается наполовину зимним месяцем. Мы от всей души сочувствовали бедной
милиции, которая несла свою трудную и опасную службу под окнами нашего
магазина, а потом к нам в офис заглянул молодой милиционер с красным носом (не
подумайте ничего плохого, это было от холода). В офисе находились только мы с
Ниной, и милиционер, увидев двух молодых интересных женщин, несколько
растерялся и деликатно спросил, что унитазов импортных в магазине навалом, а
вот нет ли одного, подключенного к фановой трубе, он согласен и на наш,
отечественный. Нинка ужасно смешливая, пока я объясняла бедному милиционеру,
куда пройти, она еле сдерживалась, зато потом, чувствуя себя виноватой, напоила
его кофе. И милиционер влюбился, потому что у Нинки чудные ямочки на щеках и
хорошая улыбка. Звали милиционера Васей, фамилия тоже соответствовала —
Курочкин, и оказался он хорошим парнем, хоть взаимности от Нины так и не
дождался.
Нину мы отстояли всем магазином, но Вася не обиделся, что им
пренебрегли, и теперь изредка забегает к нам на огонек выпить кофейку.
Кое‑как доработав до конца дня, я, выходя из офиса,
увидела на обочине голубые «Жигули» с открытым капотом. Хозяин, как водится,
ушел в мотор по пояс, выставив наружу брюки и ботинки. Не зря говорят, барахло
машина «Жигули»! Н‑да, брюки были серые, хорошей ткани, с пятном мазута
возле отворота, я их сегодня уже видела. Как это понимать? Машина другая, а
брюки те же самые? Интересный человек. Брюки у него одни, а машин — как собак
нерезаных. Я прошла мимо него и замедлила шаг — очень уж мне захотелось
разглядеть его получше, но в этом я не преуспела. Удалившись на безопасное расстояние,
я оглянулась — вдруг он вылезет, и я смогу его рассмотреть? Но я увидела кое‑что
другое, отчего мне стало не по себе.
По тротуару неторопливой расхлябанной походочкой шел смуглый
молодой человек в мятых вельветовых брюках и бежевом свитере. Он никуда не
спешил и поддавал ногой пустую банку из‑под пива. Проходя возле голубой
машины, он неловко поддал свою банку, и она скатилась с тротуара. Пружинистой,
танцующей походкой брюнет сошел на мостовую рядом с хозяином неисправных
«Жигулей», как‑то неуловимо взмахнул рукой и снова выкатил банку. Я
следила за его грациозными движениями, но какой‑то внутренний толчок
заставил меня перевести взгляд на человека в приметных брюках. В его позе что‑то
неуловимо изменилось. Он так же стоял, зарывшись в мотор своей машины, но стоял
как‑то безвольно обмякнув. Он не стоял, а лежал, навалившись грудью на
мотор. Я не так часто видела мертвых людей, но внутренний голос сказал мне, что
этот человек мертв. Я лихорадочно завертела головой в поисках грациозного
брюнета, но его и след простыл.
Что делать? Я покрылась испариной от страха и волнения и
поскорее побежала прочь. Сердце билось как зверь в клетке. Эти подозрительные
брюки и машины стоят всегда то рядом с моим домом, то с офисом… И похоже, что
убийства, кроме меня, никто не заметил. Я остановилась и решительно повернула
назад, надо вернуться. Но, выйдя из‑за угла, я застыла в полной
растерянности: улица была пуста, никакой машины и уж тем более — никакого
покойника. Что же, мне это все померещилось? До сих пор я не страдала
галлюцинациями. Что же, он сам сел в машину и уехал? Интересный покойник,
подвижный и технически грамотный. Я начала сомневаться в своем рассудке.
Но самое интересное было еще впереди. Вечером мне позвонила
знакомая, Л и ля Свитская, и с нескрываемым интересом спросила, растягивая
слова в своей обычной манере:
— Татьяна, у тебя что, новый роман?
— С чего ты взяла?
— Ну, с кем это ты была в воскресенье в машине?
— В какой машине? — Сердце у меня тревожно
забилось от неясного предчувствия.
— Ну я не помню в какой, в синей или в зеленой… Ты меня
еще марку спроси, я в них не разбираюсь… Я свою‑то трудом запомнила,
только по мужу и узнаю… Но тебя‑то я точно разглядела, мы на переезде
рядом стояли…
— Да не тяни ты, Лилька! — С Л и лей разговаривать
— это, доложу я вам, мука мученическая. — Не тяни! На каком переезде?
— Ну, как на каком? Мы на дачу ехали. Переезд возле
Репина, мы рядом, с тобой стояли, я тебе мащу‑машу, а ты на меня
посмотрела, как будто первый раз видишь… И такой мужчина интересный за рулем
был! Кто это?
Вспомнив интересного мужчину, Л и ля слегка оживилась, даже
говорить стала быстрее.
— Какой хоть мужчина‑то? Блондин, брюнет?
Ну ты даешь! Не помнит, с кем в машине ехала! Блондин,
конечно! Стану я на брюнетов пялиться! Но вы с ним не одни были, на заднем
сиденье еще двое сидели, но неинтересные.
— Лилечка, ты ничего не путаешь? Это точно меня ты
видела?
— Ой, ну ты даешь! Я еще пока в маразм не впала!
Конечно, тебя! Да ты что, пьяная, что ли, была — не помнишь ничего?
— Да я сама ни черта не понимаю. А когда это было‑то?
— Я же тебе говорю — в воскресенье!
— Да понимаю, что в воскресенье. А в какое время?
— В какое время?
Я тотчас поняла, что допустила ошибку. Спрашивать Лилю о
времени было бесполезно. Она и время — это две вещи несовместные. Она никогда
не знала, который сейчас час, всегда и всюду опаздывала и искренне удивлялась,
если кто‑то был этим недоволен.
— Лилечка, хоть примерно!
— Примерно… Утром мы вообще‑то на дачу ехали… А‑а! —
Лиля вдруг страшно обрадовалась, вспомнив что‑то, что могло помочь ей
определить время. — Это было за три часа до пожара!
— Какого пожара?
— Ну как же! Там такой пожар был в Учительском, возле
Репина, большой дом сгорел как свечка, машин пожарных понаехало, но ничего не
смогли сделать, одни угли остались!
Я вспомнила свой серый плащ с прожженной полой, и мне стало
нехорошо.
Время было позднее. Я зашла к Галке за Аськой. Они все
смотрели новости, я взглянула на экран и застыла на месте.