Толстый голый человек лежал поперек кровати вниз лицом и
изредка гулко всхрапывал. В углу обширной кровати свернулась калачиком одна из
юных «массажисток». Шаман в один длинный плавный шаг приблизился к изголовью
постели. Он вынул из ножен, подвешенных на шее, узкий длинный кинжал и коротким
точным движением всадил его в затылок спящему. Ноги толстяка дернулись, и он
затих. Девушка открыла глаза и в ужасе уставилась на незнакомца. Шаман приложил
палец к губам и улыбнулся. Девушка дрожала мелкой дрожью, Шаман похлопал ее
успокаивающе по щеке и внезапным резким ударом ребром ладони перебил шейные
позвонки. У двери его ждал Славик.
— Порядок? — спросил он шепотом.
— Конечно, Славик. Я тебе хотел сказать — ты прав.
— Насчет чего, Шаман?
— Насчет того, что перебежчиков не любят. И Шаман нанес
Славику короткий страшный удар ребром ладони.
* * *
Валентина притормозила в условленном месте, и, словно
возникнув из воздуха, два смуглых человека скользнули в ее машину.
— Ну что, Иса, опять упустили девчонку?
— Э, ханум, не тебе так говорить! У тебя операция с
самого начала вкривь пошла! Ты ведь нам говорила, что девчонка будет под
контролем, что не помешает? И что документы пересняты и подготовлены? Ну и где
эти документы? И где твой контроль?
— Форс‑мажор, Иса, случился.
У тебя, ханум, всегда форс‑мажор случается. Если
работать чисто — никакого форсмажора не будет. Твой дружок дорогой какую игру
затеял? Связался с какими‑то русскими бандитами. Хотел сам это дело
провернуть, без тебя, что ли? Ты нам про это не говорила. Хорошо, что те
бандиты сами друг друга поубивали, а то сколько бы лишней работы нам с Кемалем
было!
— Твой Кемаль мне на нервы действует! Сидит, молчит как
сыч…
— Кемаль простой человек, никаких языков не знает, не
то что русского — по‑английски ни слова, всю жизнь в горах прожил, зато
глаза, как у горного орла, и сердце, как у льва. В муху с двадцати шагов
попадает и с ножом управляется, как ты с мужем своим не умеешь…
— Ладно тебе, завел рекламную кампанию! Ты лучше скажи
— выяснили вы, кто Вадима угробил? Ты уверен, что это не вы со своим горным
козлом?
— Ты, ханум, выбирай слова! Счастье твое, Кемаль языка
не понимает! А то уже лежала бы твоя голова отдельно от всего остального! Мы
твоего дружка не трогали! Уж не сама ли ты его кончила, когда про двойную его
игру узнала?
— Нет, это не я.
— Тебя‑то мы там видели, ты в его квартиру
входила.
— Я и не скрываю, что там была. А только нашла я его
там уже мертвого. И думаю, что это девчонка его.
— Ага, и привязала к креслу, и пытала? Не сходится у
тебя. Ну да ладно, это теперь не важно. А вот если бы ты пропажи хватилась не
утром, а сразу, как он ушел, то мы бы к нему на квартиру раньше бандитов успели
и все бы уладили.
Кемаль, до того не издавший ни звука, разразился длинной
тирадой на родном языке. Иса ответил ему краткой фразой и снова повернулся к
Валентине:
— Кемаль сказал, что ему не нравится, как ты ведешь
дела. И ты сама не нравишься. Если бы не ибн‑Фарух, он бы тебя давно зарезал
и домой уехал. Ему здесь не нравится. Здесь холодно.
— Вы меня не пугайте! взвизгнула Валентина. — Вам
Хасан приказал делать, что я велю, — вы и делайте. Сами девчонку упустили,
а сами волну гоните на меня.
— Хасан‑ибн‑Фарух — настоящий воин, для нас
его имя, мы его приказ выполним, но подчиняться женщине воин Аллаха не может.
Мы для ибн‑Фаруха должны бумаги достать, мы их достанем. Те бумаги, что
на даче были, — сгорели. Ты копии сделала — у тебя их украли. Твоя вина,
не наша. Кто украл? Девчонка? Где прячет? Что ты знаешь? От тебя никакой
помощи, одни неприятности.
Я на днях буду с Хасаном говорить, попрошу его, чтобы других
людей прислал. Вы мне претензии предъявляете, а сами вдвоем с девчонкой одной
справиться не могли. У хахаля ее, Кирилла, искали — ни черта не нашли. Вам
скажу, что делать надо — надо девчонку прижать как следует, язык ей развязать,
чтобы все выложила — куда дела мои копии, где прячет. Если вы с этим не
справитесь — пусть Хасан решает, что с вами делать.
— Ладно, девчонку мы достанем, это не проблема. Все она
нам скажет, что знает. Нет такого человека, который бы нам все не сказал.
Кемаль — он такой. У него и немой заговорит. Он человек простой, темный, языков
не знает, но заставит говорить любого.
* * *
В субботу утром меня разбудили дети. Девчонки дразнили
Стасика, он жутко орал, да еще кошка мяукала как резаная. Галка с Сергеем уже
ушли, я собралась, привела себя в порядок, накормила детей поздним завтраком и
потащила весь наш детский сад в скверик. Там я нежилась на мягком осеннем
солнышке, девочки бегали по площадке, а Стасик прилежно копал песочек у моих
ног. Он вообще со мной ведет себя очень спокойно. Мы с ним построили красивый
песочный дом, потом прибежали девчонки и стали его модернизировать, Стасик
расстроился и заорал — в общем, мы все очень неплохо провели время. После обеда
я уложила Стасика спать, а девчонок усадила играть в тихие игры. Сама я
занялась хозяйством, потом позвонила Кириллу, но у него никто не отвечал.
Значит, уже встал и ходит по своим делам, мои заботы ему ни к чему.
Когда явились Галка с Сережей, я сообразила, что у меня
абсолютно нет продуктов и решила сбегать в магазин.
Когда я, нагруженная двумя пакетами с продуктами, открыла
дверь своего подъезда, какой‑то молодой человек открывал почтовый ящик,
стоя ко мне спиной. Я сделала было шаг назад, чисто инстинктивно, но чьи‑то
сильные руки схватили меня сзади, а Кемаль, это был он, брызнул мне в лицо
пахучей жидкостью. Последняя моя мысль была о том, что какие наглые эти арабы —
при свете дня, в субботу, похитить человека на глазах у изумленной публики!
Когда я пришла в себя, первым, что я увидела, было лицо того
же самого Кемаля. Он наклонился надо мной с детской доверчивой улыбкой. Я
попыталась пошевелиться, но мне это не удалось. Тогда я осторожно оглянулась по
сторонам. Комната была небольшая и абсолютно пустая, в ней даже не было окон.
Обои свисали клочьями, дощатый пол весь покоробился. Из мебели в комнате
сохранился старый‑престарый комод, покрытый вместо скатерти куском
старого рваного тюля. По одной стене не стояло ничего, только по светлым кускам
обоев можно было догадаться, что раньше здесь стояла мебель, а вдоль другой,
противоположной, стены тянулась достаточно толстая железная труба. Это не была
труба парового отопления, потому что она была холодная. Зачем она была там, я
не знаю, но арабы приковали меня к ней самыми настоящими наручниками, как в
кино. Я посмотрела вниз. Куртку с меня они сняли, я была в джинсах и свитере. А
подо мной лежала старая диванная подушка. Заботливые какие!
