После обезьянника Аська устала, и мы решили уходить. Чтобы
ребенок испытал все удовольствия, надо было сводить ее еще в кафе, накормить
там мороженым, а потом возвращаться домой, чтобы успеть на диснеевские
мультфильмы по телевизору.
Мы вышли из зоопарка и пошли в противоположную от метро
сторону — там в трех кварталах ходьбы открылось новое кафе «Папирус». Я слышала
от приятельницы, что это вполне приличное заведение, куда можно прийти с
ребенком и цены не очень высоки.
— Какая красивая дочка, похожа на маму, — услышала
я за спиной.
* * *
На такой комплимент никакая женщина не сможет не ответить
улыбкой. Я повернулась и увидела Карамазова. Опять мы встретились почти на том
же самом месте, очевидно, он живет где‑то рядом.
— Здравствуйте, Николай Петрович!
— Добрый день, милые дамы! Такая большая дочка у такой
молоденькой мамы, но сомнений нет, очень, очень похожи.
На самом деле, для такой дочки возраст мой вполне подходящий
— Аське шесть, мне двадцать восемь, но старичку в его годы все молодые женщины
кажутся девчонками.
— Как же зовут прелестное дитя?
Но Аська почему‑то надулась и не захотела ответить.
— Анастасия, Настя.
— Чудесное имя!
— Мы были в зоопарке, а теперь идем вон в то кафе есть
мороженое.
— Прелестное времяпрепровождение, желаю удачи!
— Кланяйтесь Марии Михайловне! — Я тоже решила не
ударить в грязь лицом и изъясняться прилично.
— Всенепременнейше!
Карамазов на прощание вежливо приподнял шляпу.
— Ты что, Ася, так некрасиво себя вела?
— Он мне не понравился, — заявила Аська. —
Говорит странно.
— Это раньше так выражались, давно.
Кафе нам с дочкой очень понравилось.
Большое полутемное помещение с колоннами, а по углам стояли
статуи, стилизованные под футляры для мумий, таких довольно много в Эрмитаже в
Египетском отделе. У главной стены напротив входа стояла статуя фараона
Тутанхамона, естественно не золотая, но из блестящего металла. Стены были
расписаны фресками из жизни Древнего Египта. Там были и египетские ладьи,
плывущие среди розовых лотосов, и фараон на троне, и египетские женщины за
работой. Аська очень заинтересовалась женскими прическами и спросила, нельзя ли
такое сделать и ей. Волосы у нее чудесные, лучше, чем у меня, мы с ней обожаем
возиться с ее волосами, но Аська страшно расстроилась, когда я сообщила ей, что
египетские женщины брились наголо и носили парики.
— Сплошной обман!
В остальном кафе было самое обычное, цены, правда, довольно
высоки, но на такие мелочи я сегодня решила не обращать внимания. Мы набрали у
стойки мороженого и разных вкусностей и сели за столик. Народа было порядочно —
воскресенье, хорошая погода, место бойкое. К нашему столику подошли две дамы,
хотя места были.
— Простите, — обратилась ко мне одна из них
вежливо‑холодным тоном, — вы не могли бы передвинуться на одно
место? Мне не хотелось бы сидеть в проходе.
Я хотела сказать, что тогда в проходе окажется моя дочь,
только с другой стороны, но дама смотрела на меня твердо‑презрительным
взглядом, настолько уверенная в своей правоте, что я молча пересела. Перед
такими людьми я всегда теряюсь, к тому же не хотелось портить настроение
лишними пререканиями.
Я рассеянно пила кофе, а Аська ковырялась в вазочке с
мороженым. Я думала о том, что давно уже пора сводить Аську в Эрмитаж, мы не
были там почти год, что на будущий год ей в школу, а я так мало с ней
занимаюсь, все из‑за работы и выходные заняты детьми. Но если я откажусь
сидеть с Галкиными детьми в выходные, то кто же будет забирать Аську из садика?
Тряхнув головой, я отогнала от себя грустные мысли. А потом произошло
следующее.
Элегантный мужчина в светлом костюме, несший от стойки
поднос с чашкой кофе и пирожным, вдруг не то споткнулся, не то оступился, с
трудом удержался на ногах. Свой поднос он успел спасти, но свободной рукой
ухватился за наш столик и опрокинул Аськину вазочку с мороженым. Кроме того,
ребенок испугался.
— Послушайте! — начала было я, но мужчина не дал
мне договорить.
Он выглядел таким расстроенным, так извинялся, что я
смягчилась.
— Простите меня, я лишил вашу девочку мороженого, но я
это исправлю. Какое тебе, деточка? — обратился он к Аське.
Напрасно я уверяла его, что Аське уже мороженого хватит, что
она и сидела так долго, потому что уже наелась, мужчина стоял на своем. Я
оглянулась на своих соседок по столу, они неодобрительно молчали. Это повлияло
на мое согласие, — я разрешила мужчине принести Аське два шарика
мороженого — малиновое и персик, мне — еще чашечку кофе. Мужчина принес нам все
это, еще раз многословно извинился и ушел.
— Мама, — прошептала Аська, — я больше не
хочу.
— Я так и думала, оставь ты эту вазочку в покое. И не
вози рукавом по столу, ну вот, все руки липкие. Иди в туалет, умойся как
следует, я сейчас допью и приду.
Я допила кофе, сказала соседкам: «Приятного аппетита», на
что они ответили гробовым молчанием, и пошла к выходу. Туалет находился рядом с
гардеробом, я хотела пойти посмотреть, как там Аська, но машинально нашарила в
сумочке номерки и подала их гардеробщику.
— Вы ошиблись, дамочка,. — прошамкал гардеробщик.
— Что? — Я отвела глаза от дверей туалета, что‑то
Аськи долго не было.
— Я говорю, ошиблись вы, — гардеробщик повысил
голос, — это не те номерки.
— Да в чем дело? — Я ничего не понимала. —
Давайте две куртки — мою и детскую.
— Как же я могу вам выдать вещи, когда номерки не
те? — втолковывал гардеробщик. — Вот, сами посмотрите — у нас номерки
новые, современные, а вы мне подсовываете черт знает что.
И действительно, на вешалке висели новенькие пластмассовые
прямоугольнички с выпуклыми четкими цифрами, а у меня в руках были два
допотопных стертых металлических диска с дыркой посередине.
— Что за чушь? — Я рассердилась. — Какие вы
мне дали, те я и взяла. Откуда у меня могут быть другие номерки, я ведь у вас
раздевалась с ребенком, вы что, не помните?
— Ничего не знаю. — У гардеробщика дергался левый
глаз, и это было очень неприятно.
Тут я сообразила, что уже давно спорю с гардеробщиком, а
Аська все не выходит. Бросив номерки на барьер, я кинулась к туалету. У
раковины никого не было.
— Ася! — крикнула я, но никто не отозвался.
Я распахнула двери обеих кабинок, они были пусты.
— Ася! — Я выскочила в холл. — Где ты?
К сердцу поднималась волна черного ужаса.
