— Условия тут буду ставить я! — закричал
голос. — А ты, щенок, будешь делать только то, что я тебе скажу. А теперь
запоминай инструкции, куда надо принести брошку.
Вот это да! Оказывается, эта злополучная брошка‑паучок,
из‑за которой у меня было столько неприятностей, из‑за которой
опасность угрожала моему ребенку, из‑за которой я тряслась и не спала
ночами, из‑за которой погиб Женя, — она у него! У этого монстра, у
этого лживого чудовища! И он молчал и ни слова не сказал мне об этом, видя, в
каком я состоянии, и еще симулировал, подлец, сочувствие ко мне и какие‑то
чувства!
Этот жуткий монотонный голос начал долго диктовать ему
инструкции, но я уже ничего не слышала. Хорошо, что передо мной не было
зеркала, наверное, я выглядела так, что сама себя испугалась бы. Я не стала
кричать, потому что у меня перехватило дыхание от злости. Но, дождавшись, когда
он положит трубку на рычаг, я тут же набросилась на него с кулаками. Он пытался
увертываться от моих ударов и делал это, мерзавец, довольно ловко, еще бы —
мастер спорта по самбо!
— Скотина! Мерзавец! Уголовник!
— Таня, да подожди же, я все объясню…
— Не желаю слушать твоих объяснений, опять все наврешь!
— Стой же ты да прекрати царапаться! — Я пустила в
ход ногти, и это действительно получилось намного эффективнее, чем
кулаки, — ведь этот метод ведения боя более свойствен женщинам.
Я чувствовала себя дикой кошкой, прямо озверела, визжала и
царапалась, Кирилл никак не Мог со мной справиться.
— Негодяй! С самого начала брошка была у него! Я с ума
схожу от страха, ребенка отдала чужим людям, а он, нагло глядя мне в глаза,
врет, что ничего не знает! Мало тебе досталось от арабов, жаль, что они тебе
вообще…
— Да прекрати ты! Ой, больно! Ну перестань, я все
объясню…
— Убийца! Бандит! Извращенец! На… насильник…
Дело в том, что, понимая, что в честной борьбе с моим
маникюром ему не выстоять, этот уголовник и растленный тип лишил меня свободы
слова долгим поцелуем. И я как‑то сразу забыла, за что я на него
разозлилась и почему мы вообще ссоримся. Только одна мысль вертелась у меня в
голове — почему он не сделал этого раньше, тогда я бы раньше поняла, зачем я
пришла к нему вечером в воскресенье и что я нашла в этом человеке с такими
ласковыми губами и сильными руками.
— Ох, Кирилл. — Я перевела дух.
Этот нахал выглядел абсолютно спокойно, потом он что‑то
понял по моему лицу и улыбнулся:
— Совсем все вспомнила или только плохое?
— Но зачем же ты так, с брошкой? — В моем голосе
против воли прозвучали слезы.
— Девочка моя, неужели ты могла поверить, что я когда‑нибудь
способен причинить тебе вред?
Я прекрасно знаю, что на риторические вопросы такого рода
нельзя отвечать: ответив «нет», ты лишаешь себя дальнейших аргументов в споре,
ответив «да», не оставляешь противнику никаких шансов. Но его поцелуй ощутимо
повлиял на мои умственные способности, потому что я ответила «нет».
— Умница! Тогда что же ты так разошлась?
— А ты бы как реагировал на моем месте?
— Я нашел брошку только после арабского погрома, утром,
когда ты ушла. Она в диван провалилась, в щелку. А тебе не сказал, потому что
ты бы со страху наделала глупостей. Они все равно тебя в живых бы не оставили.
Валентина с Вадимом тебя с самого начала приговорили, ты им нужна была для
эксперимента…
— Какого еще эксперимента? — похолодела я.
— Таня, некогда мне! — взмолился он. — Это
полдня надо рассказывать! Там в брошке была микропленка со всеми материалами, я
прочитал и все понял.
— А я, значит, ничего бы не поняла? Я, между прочим,
тоже грамотная и высшее образование имею!
— Я тебе потом все объясню. Так вот, если бы ты отдала
брошку Карамазову, то арабы тебя бы продолжали преследовать, а если бы —
Валентине, то все равно арабы убрали бы нежелательного свидетеля.
— Слушай, до сих пор не верится, что это Карамазов. А
почему он таким голосом говорил?
— Ты не догадалась? Это приспособление такое, аппарат
для людей с поврежденными связками. Он усиливает шепот.
— Ну надо же!
Таня, я тороплюсь. Не было никакого убийства, это ловушка,
чтобы его поймать. Сейчас только Володе позвоню и побегу. Ты пойми, ведь
доказательств никаких на Карамазова у нас нет. Ты ведь там, у Вадима, видела
только его палку. Поэтому надо его с поличным поймать.
Там, куда он звонил, наверное, никого не было, и он
надиктовал на автоответчик, что идет на встречу с «нашим общим другом», что
встреча у Петропавловки, и точное место и время. Пока он говорил, я
причесалась, застегнула куртку и собралась идти вместе с ним.
— Ты что это еще выдумала? Ты не вообразила ли, что я
тебе позволю со мной идти? Ты что, хочешь ребенка сиротой оставить? Будешь
здесь сидеть и носу не высовывать!
Он так орал, что я решила сменить тактику. Было понятно, что
с собой он меня не возьмет, поэтому я смирно села в уголке и выглядела как сама
невинность.
— Если я не вернусь, — продолжал Кирилл тоном
ниже, — у Гены есть ключи, он придет вечером и тебя выпустит. Понятно?
—. Понятно, — кивнула я.
— Татьяна, дай слово, что будешь меня слушаться!
— Конечно, дорогой, — я глядела ему в лицо
честным, незамутненным взором.
Очевидно, я перегнула палку, потому что он что‑то
заподозрил.
— Так, дверь я закрою, ключи заберу, тебе изнутри не
открыть. Если через окно, то тут решетка. А из кухни тебе нипочем не вылезти.
— Да‑да, — кивала я.
Все это я делала для того, чтобы ему не пришла в голову одна
простая мысль — спрятать мою одежду, а вернее — обувь, потому что на худой
конец я могла бы натянуть его свитер, но в ботинках сорок второго размера я далеко
не уйду. Но он смотрел подозрительно, поэтому я подошла к нему, обняла и
поцеловала так, что когда он оторвался от меня через три минуты, то сказал
только, что если сейчас не уйдет, то не уйдет никогда, и плевать на Карамазова.
Гражданские чувства одержали верх, Кирилл запер меня на все замки и умчался в
неизвестную даль.
Я металась по квартире, как тигр перед кормлением. Это же
надо такое придумать: он будет ловить Карамазова, а я должна сидеть тут и ждать
у моря погоды! Ну уж нет! Я, конечно, дала слово слушаться Кирилла, но только
не сегодня. Сегодня я должна сама поймать этого негодяя, и я это сделаю. Дверь
заперта, замок я не выломаю, да и неудобно, буду шуметь, соседи услышат,
милицию вызовут. На окне комнаты действительно у Кирилла была решетка, хоть и
довольно хлипкая. Но вот кухня… Пройдя на кухню, я поняла, почему Кирилл не
волновался, рамы были заперты на здоровенные старинные шпингалеты, которые все
проржавели. Открыть их не было никакой возможности.
