Паника придала силы, Оливия лягнула ногой, целясь напавшему между ног, но промахнулась.
– Оливия!
И она поняла, что это Майкл Гаррет. Она поняла это по тому, как его ладонь прижималась к ее рту, как во всем теле разлилось тепло, как вдруг захотелось прижаться к нему.
– Простите меня, ради Бога, Оливия. Тсс, тсс… – Он провел ладонью по ее волосам, развернул и прижал к своей груди. Оливия дрожала и была страшно сердита на себя за то, что оказалась столь трусливой, но не могла преодолеть в себе дрожи и оторваться от Гаррета.
Ее ухо прижималось к его сердцу, она слышала, как оно бьется – ровно, но гулко, словно он сердится.
Какое право он имеет сердиться? Это ее дом, а не его. Она откинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза, и страх сменился раздражением.
– Что вы здесь делаете? Вы испугали меня чуть ли не до смерти.
– Вы тоже не принесли особого успокоения моему сердцу, миледи. Что вы здесь делаете?
– Я спросила первая. – Оливия отступила на шаг, выбравшись из его объятий. Не было никакого смысла позволять Гаррету обнимать ее, если она собирается с ним поспорить. – Я пришла, чтобы найти чернила и написать письмо моему брату Джессу. Завтра утром будет курьер в Лондон, и я хотела, чтобы письмо ушло как можно скорее.
– Что такого срочного, чтобы писать письмо сегодня ночью?
– Ничего, – солгала она, отворачиваясь, чтобы он не прочитал этого по ее глазам. – Я не могла заснуть, и мне пришло в голову, что я могу использовать это время для написания письма Джессу. – Это было сущей правдой. Хорошо, если он не спросит, о чем она собиралась писать.
– Вы одна из самых отъявленных лгуний, каких мне доводилось встречать.
– В самом деле? Но я не лгу!
– В таком случае вы не говорите мне полной правды. – Он провел ладонью по ее волосам. – Вы не собираетесь писать в письме о том, что произошло?
– Разумеется, нет. Только о том, что ему следует подумать о приезде домой, чтобы оказать помощь Лину.
– Кажется, герцог располагает любой помощью, в какой он нуждается. – Майкл скрестил руки на груди и внимательно посмотрел на нее с высоты своего роста. – Вы хотите лишь попросить вашего брата приехать домой и думаете, что он тут же оставит Лондон и совершит путешествие по кошмарным дорогам, не имея понятия о том, насколько важна суть дела?
– Он приедет, если я попрошу его.
– Научите меня этим волшебным словам, леди Оливия.
– Я его сестра, и он любит меня. Он умрет, если со мной что-то случится.
– Но вы сейчас в безопасности. Почему вы должны вызывать его сюда?! – воскликнул Майкл, а затем добавил: – Вы думаете, что он имеет отношение к вашему похищению?
– Нет. – После некоторых колебаний Оливия прибавила: – Конечно же, нет. – Затем посмотрела на Майкла. – Я не имею понятия, какие печальные слухи могут дойти до города. Я собираюсь успокоить его и сказать, что он может быть полезен здесь. Только и всего.
– Какая заботливость и сколько всякого вздора! – Майкл взял ее за руку и потащил в кабинет Лина. – Расскажите мне, какое отношение имеет к этому лорд Джессап.
– Откуда вы знаете, что я лгу?
Он покачал головой.
– Вы в самом деле можете понять, что кто-то лжет?
– Да, и не просите меня научить вас, как надо лгать или как распознать, если кто-то лжет. Вашему брату герцогу это не понравится. Он привяжет меня к повозке и протащит по грязи.
– Я не собиралась просить вас об этом!
– Это еще одна ложь. – Майкл потер подбородок. – Я не стану учить вас лгать, но вы можете продолжать сочинять свои истории, и когда я вас не поймаю, вы поймете, что добились успеха.
– Это может продолжаться вечность.
– Хочу надеяться на это, леди Оливия. Говорить правду гораздо легче, чем пестовать ложь. Через какое-то время трудно бывает отличить правду от выдумки.
– Откуда вы знаете?
– Опыт.
Ей хотелось узнать побольше о той жизни, которой он жил до их встречи, но он сейчас вел себя, как Дэвид. Отвечал на вопросы, которые задавал себе сам. Вопросы, на которые она не хотела отвечать.
– Я должна идти. – Она вошла в дверь, подняла свечу и принялась искать чернила. Майкл последовал за ней.
Когда чернильница оказалась у нее в руках, раздражение улеглось, и в голове затеплились другие мысли.
– Что вы здесь делаете, мистер Гаррет?
– Лорд Дэвид пока еще не нашел нового привратника, так что я совершаю внутренний обход помещений, чтобы удостовериться, что все в порядке. – Он говорил прямо как настоящий дворецкий. – Леди Оливия, вы можете задавать мне вопросы до самой зари. Я подожду и вернусь к тому, на который вы мне так и не ответили. В чем причина срочности, которая заставляет вас писать брату в Лондон?
Куда девался человек, с которым она вместе путешествовала? Тот человек был добр и лишь самую малость деспотичен.
– Это не ваше дело.
– Убедите меня в этом.
– Каким образом?
– Напишите письмо и покажите мне. Я сам отдам его курьеру, удостоверившись, что это единственное письмо, которое вы посылаете.
– Это смешно! Вы мне не отец, не брат и не опекун. Уходите!
Он не ответил и молча смотрел на нее до тех пор, пока она не начала успокаиваться. На ней был только ночной халат, и хотя он скрывал ее тело даже лучше, чем платье, она была без корсета. Его отсутствие рождало в ней ощущение того, что она одета неподобающим образом. Оливия почувствовала, что начинает краснеть, и подосадовала на это.
– Вы краснеете, потому что до вас только сейчас дошло, насколько эта встреча не соответствует приличиям?
– Вовсе нет. Просто здесь тепло.
– Расскажите, что вы собираетесь писать вашему брату.
Она состроила гримасу; взяла свечу и направилась к двери. Гаррет опередил ее и загородил выход. Оливия повернулась и пошла к двери, которая вела в библиотеку. Гаррет остался на месте. Хорошо. Будет знать, что с ней нельзя обращаться как с ребенком.
– Ваш брат готов терпеть, когда вы ведете себя как ребенок, но я не стану.
Оливия замедлила шаг, но не обернулась.
– Вы ведете себя как эгоистичная девчонка. На карту поставлена не только ваша безопасность. Имеется, по меньшей мере, сотня людей в замке и вокруг него, и еще бог знает сколько в деревне. И любой человек может подвергнуться риску.
Она остановилась и, все еще не поворачиваясь к нему, поморщилась, ощутив в его словах правду.
– Хотя я убежден, что для вас больше нет физической опасности, я до сих пор ничего не знаю о людях, которые захватили вас. Ничего! Если кто-нибудь пострадает из-за того, что вы не хотите рассказать мне то, что вы знаете, вам придется жить с сознанием своей вины. Не говоря уж о моем разочаровании в вас.
